Сколько ласковых, страстных и нежных слов находит она для него: "Я так горжусь тобой, так радуюсь и вижу, как во всем и везде, сколько раз уже на моей памяти ты умнее, благороднее, талантливее всех... Уверяю тебя, что твоя работа, постоянные мои мысли о ней удивительно мне много дают! Я начинаю лучше во всем разбираться, чувствую, что становлюсь даже немножко умнее!"63
В их оживленной переписке горячие любовные признания переплетаются с самыми серьезными сюжетами. В письме, написанном на Пасху 1909 года и лишенном всякой интимной ноты (из опасения, что его могут прочесть чужие глаза), Маргарита Кирилловна пишет: "Надо пользоваться каждым случаем, чтобы подымать в сознании общества любовь к России, национальное чувство... Это Ваша миссия, по-моему, во всех сферах Вашей деятельности. Так я в Вас верю и, обозревая все Вас окружающее, никого, кроме Вас, не вижу, кто мог бы это осуществить"64.
Возвратившись на родину из поездки за границу, князь писал Морозовой: "После Германии меня обдает все большее чувство, что я в стране "кое-каков"... Охватывает чувство тяжести и ответственности перед этим беспредельным и хаотическим простором. И в каждой пяди этой земли я сильно то радостно, то мучительно чувствую тебя, милая, родная, хаотическая и неограниченная Гармося, самый милый и бесценный из кое-каков"65. Евгений Николаевич любил ее смешное детское имя, иногда прибавляя к нему "катастрося" - в ответ на горестную интонацию в ее письмах.
Увы, с 1910 года эта интонация на долгое время стала доминирующей. В январе Трубецкие всем семейством отправились в Италию и четыре месяца прожили в Риме. Сын князя Сергей Евгеньевич в своих мемуарах "Минувшее" подробно описывает их пребывание в Вечном городе, наслаждение всеми его достопримечательностями. Едва ли сын подозревал, что в это самое время его родители переживали тяжкую драму, о которой узнаем из письма Трубецкого Маргарите Кирилловне от 17 января: "Я чувствую себя точно раздавленным. Верочка все узнала сама, каким-то ясновидением, с такою точностью, что даже определила срок и указала на прошлую весну, когда это произошло. Она все угадала по внутренним переменам в моей душе... Я долго молчал, пораженный громом, а потом не мог не сказать всю правду. Я чувствую, что если я оставлю все по-прежнему, то убью ее и погибнет моя душа". В полном отчаянии Евгений Николаевич заключает: "Мне остается одно из двух: или сойти с ума, или в самом деле стать отшельником, уйти от мира"66.
На всю зиму князь уезжает с семьей в свое имение Бегичево в Калужской губернии, перестает бывать в Москве. С. Е. Трубецкой вспоминает, что его отец, как мог, уклонялся от пут светской жизни, что всего больше он любил "проводить время в тесном семейном кругу"67, в деревенском уединении. Если бы так! Живя вдали от Москвы, от своей "ненаглядной, бесконечно любимой, обожаемой" (так называл он ее в письме от 15 июня 1910 года), Евгений Николаевич руководствовался, по его словам, "не чувством, а совестью". "Вспомни, - писал он Маргарите Кирилловне, - как горячо, нежно и безгранично я тебя люблю, с какой тоской и болью я должен бороться, отказывая себе в самых дорогих мечтах, как сердце мое рвется к тебе. И не приходи в отчаяние, а скажи, что этому мы покоряемся"68.
Для Морозовой то, что случилось, - страшная катастрофа. Смысл писем Трубецкого Маргарита Кирилловна формулирует в одной фразе: "Мы не должны видаться, мы должны забыть о любви, и она (В. А. Трубецкая. - Н. Д.) это должна знать и видеть".
Что делать? Подчиниться настояниям князя - "мука бесконечная", но для любимого Маргарита Кирилловна готова сделать все ("чего я не вынесу, чтобы только сохранить тебя!"). "Все делать по-твоему я буду... - читаем в письме Трубецкому от 7 февраля 1911 года, - но чувствовать и быть другой я не могу... Хотя моя любовь и мои желанья грешны, но я знаю, что живя так, я больше в своей жизни сделаю добра и больше буду жить общей жизнью, чем живя в безгрешном браке! Это я про себя говорю и про любовь свою к такому человеку, как ты"69.
Конечно, как всегда в подобных случаях, ее мучает ревность: любимый человек далеко от нее, с другой... Ей и жаль ту, ни в чем не повинную, с "выражением подстреленной птицы, которое - по признанию князя - всегда так гнетет душу"70. Основным духовным качеством Веры Александровны Трубецкой, как свидетельствует ее сын, было смирение. У Морозовой другой характер. "Одно меня главным образом утешает, - пишет она, - что В. А. всегда была и есть с тобой и ей представлено все, чтобы тебя свободно завоевать, а этого не происходит. Ведь нельзя же одним законом и жалостью завоевать душу! То, что она действительно завоевала, т. е. твою ДРУЖБУ-любовь, твою преданность. Ваше семейное начало, - то и есть! А твою настоящую, страстную любовь - об этом я буду спорить и не уступлю! Хотя бы ценой жизни - но буду воевать и не уступлю!"
И говорят - нельзя теснее слиться,
Нельзя непоправимее любить...
Во всем остальном Маргарита Кирилловна стремится действовать так, чтобы ее соперница поняла и поверила, что "не на словах только, а на деле есть желание все сделать к лучшему"71. Она согласна прекратить всякие встречи с князем и сохранить с ним лишь дружеские отношения, и то на расстоянии. "Бог послал тебе испытание, - писал ей Трубецкой, - можешь ли ты для него поступиться самыми большими твоими личными желаниями, самым для тебя дорогим... Ты сказала да, я могу ради любимого человека... Этого я никогда не забуду... Страсть загорается, сгорает и потухает, а это бесконечно больше, выше, сильнее страсти и не потухнет никогда"72.
Закрывается "Московский еженедельник" (последний номер вышел 28 августа 1910 года). Поводом послужил конец срока аренды редакционного помещения - 1 сентября 1910 года, предлогом - возникшие якобы сложности материального порядка. На самом деле Маргарита Кирилловна никаких финансовых затруднений не испытывала - согласно документам, капитал "гг. наследников М. А. Морозова" составлял к 1 января 1910 года 3466599 руб. 21 коп.73 В литературе недавнего времени утверждается, что "главная и решающая причина гибели" этого издания - "крах мирнообновленческого направления либеральной мысли и идеи консолидации либеральных сил...". Считается, что "сыграла свою роль и личная заинтересованность редактора в закрытии журнала, желание его освободиться "от лишнего балласта" еженедельного издания во имя свободного ухода в мистику"74.
Переписка Морозовой и Трубецкого высвечивает бесспорную и, по существу, единственную причину ликвидации журнала. "Надеюсь, - пишет Маргарита Кирилловна, - Веру Александровну успокоило хотя известие о прекращении еженедельника". Конечно, горько сознавать, "сколько труда, жертв, сил и мечты было положено в это дело", но она понимает: "...нужно устроить жизнь так, чтобы ежедневно ты мог спокойно работать, а В. А. не волновалась бы тем, что ты сейчас где-то со мной! И уверена, что в этом отношении закрытие Еженедельника - огромная вещь. Это одно внесет большую перемену и успокоение"75.
И в своей жизни Морозова меняет многое. Она стремится занять себя житейскими, будничными хлопотами, пытаясь хоть как-то преодолеть, затушить неизбывную душевную муку. Может быть, для того, чтобы оправдать версию о финансовых трудностях, продано - за 216,5 тыс. руб.76 - роскошное жилище на Смоленском бульваре (оно так и не стало ей родным).
Узнав об этом, Эмилий Метнер писал Маргарите Кирилловне: "Жаль мне, я любил Вашу комнату, переулок и весь путь от Гнездниковского (где он жил. - Н. Д.) в Глазовский... Особенно весной, когда, пробегая по арбатским лабиринтам, всматриваешься в очертания старых особняков, вдыхаешь аромат сиреней, приближаясь какими-то кривыми, нелепыми зигзагами к жилищу "Сказки"..."77