Жили-были богатый купец с купчихою. Своих детей бог им не дал, и взяли
они в дом приемную дочь. Выросла она красавицей. Тем временем купчиха
заболела и умерла. Жаль было купцу, да делать нечего. Похоронил ее,
поплакал... и стал на свою дочь засматриваться. Обуяла его страсть нечистая,
сотворил он над девицей великий грех, и понесла она чадо. Тут как раз
вышел купцу приказ от царя: собрать корабли да плыть в тридесятое царство
за товарами. Велел купец приготовить все к дальнему походу в страны
заморские, а грех свой великий решил злодейски сокрыть. Ночью взял он
со стены острый нож и зарезал дочь: кровь так и брызнула! После взял
убитую на руки, отнес в сад и спрятал в потайной погреб; людям своим
сказал, будто дочь сбежала с полюбовником, сам сел на корабль и уплыл
в тридесятое царство.
Вот плывет он мимо скал диких и грозных, а над скалами летают птицы
с человеческими головами, и одна птица, с лицом убитой дочери, кричит
зловеще:
— Убийца! Убийца! Грядет возмездие!
От страха купец даже памяти на время лишился.
А тем временем всем домом купеческим заправлял главный приказчик. Вот
снится ему, будто кто-то говорит: «Что ты спишь? Ничего не ведаешь,
что у тебя приключилося?»
Приказчик проснулся, взял ключи и пошел по кладовым; все обошел, а
один ключ лишний, и не придумает приказчик, что бы им открывалось. Вышел
в задумчивости в сад, а соловей сидит на кустике и громко поет, словно
человеческим голосом выговаривает:
— Добрый молодец! Вспомни про меня, я здесь лежу!
Приказчик начал всматриваться и набрел на погреб; еле-еле доискался
входа — так заросло все травой и деревьями. Попробовал — лишний ключ
как раз сюда пришелся; отворил дверь, а в том погребе гроб стоит, в
гробу девица мертвая, кругом свечи горят воску ярого, по стенам образа
в золотых ризах так и светятся. Говорит ему девица, дочь купеческая:
«Сослужи мне службу, добрый молодец! Облегчи меня: возьми острый нож
и вынь из меня младенца». Приказчик взял нож, разрезал у купеческой
дочери чрево, вынул младенчика и отдал его воспитывать своей матери.
Ни много ни мало прошло времени, приехал купец из тридесятого государства;
стал государю про свое путешествие докладывать, а мальчик прибежал во
дворец да все вокруг них увивается.
— Чей такой славный ребенок? — спрашивает царь.
— Это сын моего приказчика, — отвечал купец.
Царь пожелал забрать мальчика во дворец, у стола прислуживать, позвал
к себе приказчика — волю свою объявить. А он тотчас и рассказал все
как было.
Царь приказал купца казнить, а мальчика взял к себе: он и теперь при
государе живет!
Славяне признавали в душе нечто отдельное от тела,
имеющее свое самостоятельное бытие. Сначала их хранит при себе бог —
и здесь они безгрешны, а после жизни, очистившись от грехов, душа вновь
возвращается к нему. Таким образом, душа не только бессмертна, но и
вечна, как сам бог.
Согласно верованиям наших предков, душа еще в течение жизни может временно
расставаться с телом и потом снова возвращаться в него; такое удаление
души обыкновенно бывает в часы сна, так как наш сон и смерть — понятия
родственные. О колдунах и колдуньях рассказывают, будто они, погружаясь
в сон, могут выпускать из себя воздушное демоническое существо, то есть
душу, которая принимает различные образы и блуждает по тем или другим
местам, причем оставленное ею тело лежит совершенно мертвым. И во время
обмирания, или летаргического сна, душа, по русскому поверью, покидает
тело и странствует на том свете. Таким образом, тело есть жилище духа,
та временная оболочка, в которую он заключается при рождении дитяти
и покидает при кончине человека.
В захоронениях времен неолита часто находили черепа с пробитым затылком.
В древности полагали, что душа находится в голове, и ей пробивали отверстие
для свободного исхода в небеса. Об этом напоминает и обычай забивать
осиновый кол в могилу колдуна или ведьмы — надо было заградить их душам
возможность выходить вон.
Душа человеческая, по древним языческим преданиям, представлялась в
самых разнообразных видах. А. Н. Афанасьев в «Поэтических воззрениях
древних славян на природу» приводит гармоничную систему:
Славяне признавали в душе человеческой проявление той же творческой
силы, без которой невозможна на земле никакая жизнь: это сила света
и теплоты, действующая в пламени весенних гроз и в живительных лучах
солнца. Душа — собственно частица, искра этого небесного огня, которая
и сообщает очам блеск, крови — жар и всему телу — внутреннюю теплоту.
Если душа понималась как огонь, то жизнь возможна была только до тех
пор, пока горело это внутреннее пламя; погасало оно — и жизнь прекращалась.
У нас уцелело выражение «погасла жизнь»; выражение это в народной
песне заменено сравнением смерти человека с погасшею свечою. Неумолимая
смерть тушит огонь жизни, и остается один холодный труп...
По другому представлению, смерть не погашает животворного огня жизни,
а исторгает его из тела, которое после того обращается в труп. Народные
легенды рассказывают о том, как умирающие испускают свою душу в пламени.
Душа представлялась звездою, что имеет самую близкую связь с представлением
ее огнем, ибо звезды древний человек считал искрами огня, блистающими
в высотах неба. В народных преданиях душа точно так же сравнивается
с звездою, как и с пламенем; а смерть уподобляется падающей звезде,
которая, теряясь в воздушных пространствах, как бы погасает.
Падающая звезда почитается в русском народе знаком чьей-либо смерти,
поэтому, увидев такое, обыкновенно говорят: «Кто-то умер!», «Чья-то
душа закатилась!».
Как огонь сопровождается дымом, как молниеносное пламя возгорается
в дымчатых, курящихся парами облаках, так и душа, по некоторым указаниям,
исходила из тела дымом и паром.
Душа понималась как существо воздушное, подобное дующему ветру.
Такое представление совершенно согласно с тем физиологическим законом,
по которому жизнь человека обусловлена вдыханием в себя воздуха. В
Южной Сибири грудь и легкие называют воздухи: полагают, что душа заключена
в дыхательном горле, перерезание которого прекращает жизнь. Глаголы
«из-дыхать», «за-душить», «за-дохнуть-ся» означают умереть — то есть
потерять способность вдыхать в себя воздух, отчего существование делается
невозможным. Об умершем говорят: «Он испустил последнее дыхание»,
«последний дух».
По смерти человека тело его разлагается и обращается в прах, и только
в сердцах родных, знакомых и друзей живет воспоминание о покойнике,
о его лице и привычках; это тот бестелесный образ, который творит
сила воображения для отсутствующих и умерших и который с течением
времени становится все бледнее и бледнее. Образ умершего хранится
в нашей памяти, которая может вызывать его пред наши внутренние очи;
но образ этот не более как тень некогда живого и близкого нам человека.
Вот основы древнеязыческого представления усоп-ших бестелесными, воздушными
видениями, легкими призраками — тенями.
По русскому поверью, кто после трехдневного поста отправится на кладбище
в ночь накануне Родительской (поминальной) субботы, тот увидит тени
не только усопших, но и тех, кому суждено умереть в продолжение года.
В отдаленные века язычества молниям придавался мифический образ
червя, гусеницы, а ветрам — птицы; душа человеческая роднилась с теми
и другими стихийными явлениями и, расставаясь с телом, могла принимать
те же образы, какие давались грозовому пламени и дующим ветрам. К
этому воззрению примыкала следующая мысль: после кончины человека
душа его начинала новую жизнь; кроме естественного рождения, когда
человек являлся на свет с живою душою, эта последняя в таинственную
минуту его смерти как бы снова, в другой раз нарождалась к иной жизни
— замогильной. Оставив телесную оболочку, она воплощалась в новую
форму; с нею, по мнению наблюдательного, но младенчески неразвитого
язычника, должна была совершаться та же метаморфоза, какая замечается
в живом царстве. Фантазия воспользовалась двумя наглядными сравнениями:
уже раз рожденная гусеница (червяк), умирая, вновь воскресает в виде
легкокрылой бабочки (мотылька) или другого крылатого насекомого; птица
рождается первоначально в форме яйца, потом, как бы нарождаясь вторично,
вылупливается из него цыпленком. Это обстоятельство послужило поводом,
почему птица названа в санскрите дважды рожденною; тот же взгляд встречаем
и в наших народных загадках: «Дважды рождается, один раз умирает»;
«Два раза родился, ни разу не крестился, а черт его боится» (петух).
Младенца же народная загадка называет метафорически яйцом... И птица,
и бабочка, и вообще крылатые насекомые, образующиеся из личинок (муха,
сверчок, пчела и проч.), дали свои образы для олицетворения души человеческой.
Некоторые из славянских племен считают светящихся червячков душами
кающихся грешников, а чехи принимают червячка, который точит стены
деревянного дома, за душу покойного предка. Это — любопытные отголоски
того старинного верования, по которому низведенная с неба, пламенная
душа обитала в теле человеческом светящимся червем или личинкою, а
в минуту смерти вылетала оттуда как легкокрылая бабочка из кокона...
Народный язык и предания говорят о душах как о существах летающих,
крылатых. По мнению крестьян, душа усопшего, после разлуки своей с
телом, до шести недель остается под родною кровлею, пьет, ест, прислушивается
к изъявлениям печали своих друзей и родичей и потом улетает на тот
свет.
Наравне с другими индоевропейскими народами славяне сохранили много
трогательных рассказов о превращении усопших в легкокрылых птиц, в
виде которых они навещают своих родичей.
Понимая душу как пламя и ветер, наши предки должны были сроднить
ее со стихийными существами, населяющими небо и воздух. Толпы стихийных
духов, олицетворяющих небесные лучи, молнии и ветры, ничем не отличались
от отцов, предков, то есть от усопших родителей и дедов. Народные
поверья доселе связывают с душами усопших атмосферные явления, указывая
тем самым на их стихийный характер.
Когда зимою, после трескучих морозов, станет вдруг оттепель, русские
выражаются об этом так: «Родители вздохнули», — то есть мертвые повеяли
(дохнули) теплым ветром. По мнению полешуков (жителей белорусского
Полесья), усопшие родители в день свадьбы своих детей сходят на землю
дождевой тучею, чтобы благословить молодую чету.
В древнейшие времена полагали, что в Ирий-сад (славянский рай) душу
ведет маленький бог Водец. У него очень большие руки — чтобы заслонять
душу от прямого солнечного света, от которого она может растаять,
исчезнуть. В Пекло — ад — грешников сопровождал какой-то страшный
божок Маровит — служитель Мары, богини смерти, избивая и подгоняя
их. Перевозчик через огненную реку Пекла — двуликий Обман. Одна половинка
лица у него добрая и ласковая, однако он так и норовит ужалить грешную
душу. Эта часть лица обращена к миру живых, а вторая, обращенная к
миру мертвых, имеет вид звериный. Ниян-Пекленец очищает грешную душу
огнем и передает ее богине Живе. Тогда душа возвращается в мир для
новой жизни, начисто забыв старую. Однако порою огонь Пекленца горит
недостаточно ярко, и в новой жизни человек совершает старые грехи.
Тогда надежды на новое рождение для него больше нет.