К юго-западу от Парижа, в 18 км от столицы, расположилась роскошная
резиденция французских королей — Версаль. Версальский дворец и примыкающий
к нему парк и поныне поражают своим великолепием.
Дворцовый фасад украшен прекрасными скульптурами и лепными карнизами,
монументальными подъездами. Чрезвычайной пышностью отличается и его внутреннее
убранство: повсюду блестящая позолота и сверкающие хрустальные люстры,
сияние которых повторяет множество зеркал. На стенах огромные панно (часть
стены, покрытая живописными изображениями), в залах возвышаются мраморные
изваяния, стоят чеканные бронзовые и расписные фарфоровые вазы, расставлена
затейливая позолоченная мебель, обтянутая атласом и бархатом.
Вокруг дворца обширный парк с бесчисленными фонтанами, статуями, гротами
(искусственными пещерами), тенистыми аллеями, клумбами и деревьями самых
причудливых форм и очертаний. Кустарникам и деревьям придана геометрическая
форма — шарообразная, кубическая или пирамидальная.
Версальский дворец был построен по приказу Людовика XIV (1643 — 1715),
чтобы отныне стать центром притяжения для всего дворянства тогдашней Франции.
На фронтоне главного дворцового корпуса была высечена надпись: «Версальский
дворец открыт для публичных увеселений». Вельможи и дворяне тянулись сюда
даже из отдаленных уголков Франции в погоне за милостью «короля-солнца»,
как они называли Людовика XIV.
Дворяне, желавшие занять место в рядах армии, получить должность при
дворе или на государственной службе, обеспечить себе пенсию или награды,
толпились в покоях Версаля, прогуливались по его аллеям, участвовали в
празднествах и охотах и всем своим поведением доказывали верноподданическую
преданность государю, который говорил о себе: «Ниже бога, но выше мира».
Говорят, что однажды он произнес слова: «Государство — это я!»
«Служба» при дворе начиналась с момента пробуждения короля. Как только
король просыпался, в его опочивальню впускали группу придворных, состоявшую
из принцев и принцесс крови (ближайших родственников короля). Королю поливали
руки винным спиртом над раззолоченной тарелкой, после чего, прочтя молитву,
он вставал с постели и садился в кресло. В этот момент входила еще одна
группа придворных, в их числе министры и иностранные послы. Два пажа снимали
с короля туфли, а двое специально приставленных для этого вельмож — ночную
рубашку, двое других придворных надевали на короля сорочку. Туалет короля
был сложен, он продолжался около двух часов. За этим следовал завтрак,
прогулка или охота.
В один и тот же строго установленный час король работал в своем кабинете:
выслушивал доклады министров, читал донесения маршалов и губернаторов,
диктовал распоряжения и подписывал указы. Он признавался, что подлинным
властителем он чувствовал себя не в залах торжественных аудиенций и приемов,
а именно за рабочим столом.
Придворные балы, маскарады, театр, карточная игра и другие увеселения
занимали много времени, и их участниками было множество людей. В одном
только личном штате короля насчитывалось более 4 тыс. человек, в штате
королевы и принцев и принцесс — по нескольку сотен человек. Дочь Людовика
XIV в возрасте одного месяца обслуживали 80 нянек. Вся эта свора придворных
и личных слуг королевской фамилии поглощала большую часть государственного
дохода.
Угодных ему дворян Людовик XIV осыпал наградами и наделял должностями,
которые щедро оплачивались и не требовали никаких трудов. Так, например,
один из вельмож занимал пост хранителя королевркой трости, другой — пост
хранителя королевского парика. Существовала даже должность надзирателя
за королевским ночным горшком.
Свое жалованье придворные тратили на званые обеды, наряды, экипажи,
карточную игру и т. д. Так, у одного маршала стол ежедневно накрывался
на 140 персон, в его конюшнях стояло 400 лошадей, он содержал личную гвардию,
имел собственный театр. При этом дворянство, так же как и духовенство,
не платило никаких податей и выказывало глубокое презрение как к трудовому
люду, так и к буржуазии, входившим в так называемое третье сословие (податное).
Что же возвеличило Людовика XIV, что сделало его кумиром дворянской
Франции? Ответ на этот вопрос отчасти уже дан: король — источник милостей,
чинов и доходов. На поиски королевских подачек титулованных аристократов
и провинциальных дворян толкало подчас их безвыходное положение.
Крепостное право вместе с барщиной и натуральным оброком сохранилось
лишь в немногих местах. Кое-где еще оставались старинные привилегии: обязанность
молотить крестьянское зерно на барской мельнице, давить виноград на городской
давильне и при этом платить сеньору.
Однако, как правило, французские крестьяне давно уже были не крепостными,
а лишь «зависимыми людьми» и обязаны были вносить сеньору лишь раз навсегда
установленный денежный годовой побор — чинш. По мере обесценивания денег
сеньориальный доход землевладельца падал, а между тем это было время, когда
появлялись все новые и новые товары, среди них — предметы роскоши и заморские
изделия, и вместе с этим возрастали потребности сеньора и его нужда в деньгах.
Французские феодалы не вели своего самостоятельного хозяйства. Их поместья
складывались из крестьянских наделов, а доходы сводились лишь к тому, что
выплачивалось крестьянами. Не мудрено, что землевладельцы Франции разорялись,
а некоторые из них в силу своей расточительности нищали. Понятно, почему
дворянам приходилось домогаться подачек от королевской казны.
То, чего сами дворяне не могли получить от крестьян, они ухитрялись
приобретать с помощью королевской власти. Бичом французской деревни стали
государственные налоги: прямой поземельный налог — талья, подушный — капитация
и косвенные поборы, в особенности ненавистная габель. Так назывался налог
на соль. Государство запрещало крестьянам покупать соль, попадавшую к ним
контрабандным путем. Они обязаны были употреблять только казенную соль,
которая была хуже и дороже привозной. К крестьянам в дом нередко врывались
«соляные» приставы и производили обыск. Горе было тем, у кого обнаруживали
контрабандную соль. Распознать ее было легко: она была мелкая и белая,
в отличие от государственной — крупной и грязной. На провинившегося крестьянина
накладывался огромный штраф. Когда крестьянам нечем было платить — а это
бывало часто, — у них силой отбирали последний хлеб, скот, домашнюю утварь,
иногда отнимали и одежду.
Крестьянская семья. Картина французского художника XVII в.
Писатель Лабрюйер так изобразил жизнь трудового люда тогдашней Франции:
«Там и сям вы встречаете на полях крестьян и работников... Черные, совершенно
обожженные солнцем, они низко склонили к земле свои согбенные спины, обрабатывая
ее с неутомимым упорством. Ночью они скрываются в свои логова, где живут,
питаясь черным хлебом, водой и кореньями». По свидетельству одного современника,
десятая часть населения Франции была доведена до крайней нищеты.
Неурожай и другие стихийные бедствия вызывали голод. Один из чиновников
доносил королю: «В моем округе крестьяне едят траву, как овцы, и мрут как
мухи». Часто крестьяне убивали налоговых сборщиков и поднимали восстания.
Правительство посылало в ответ войска. Восстания жестоко подавлялись, сбор
налогов возобновлялся.
Многие дворянские поместья в то время пустовали, а их владельцы предпочитали
толпиться во дворце, дожидаясь королевских подачек, либо милостью короля
служили в его армии. Король был щедр к своим любимцам, но придворный легко
мог оказаться и в опале. Король нередко бросал в тюрьму — Бастилию не угодивших
ему приближенных.
Людовик XIV принимает посла римского папы. Гобелен по рисунку Ш.
Лебрена.
Но гораздо чаще в Бастилию заточали свободомыслящих людей, осмелившихся
рассуждать о деспотизме короля. Их ожидали иногда пытки, а иногда и пожизненное
заключение. Чтобы легче было отделаться от неугодных ему лиц, король вручал
своим верным людям чистые бланки с королевской подписью и печатью («Леттр
де каше»), куда оставалось лишь вписать имя любого человека для того, чтобы
тот был арестован именем короля.
Безграничный произвол королевской власти вызывал недовольство всех слоев
податного населения. В то время молодая французская буржуазия (как и города
предшествующих веков) еще поддерживала королевскую власть, так как была
заинтересована в окончательной победе централизации над раздробленностью.
Людовик XIV и его министр Кольбер предпринимали некоторые шаги для развития
промышленности и торговли. Кроме того, при Людовике XIV Франция не раз
воевала со своим торговым и промышленным соперником — Голландской республикой.
Но с каждым десятилетием жизненные интересы растущей буржуазии приходили
во все большее противоречие с политикой расточительства и растраты национального
богатства во имя нужд паразитического дворянства. Купцам и промышленникам
Франции нужна была не ограбленная, а хозяйственно преуспевающая деревня,
способная снабжать промышленность сырьем и продуктами, способная быть покупателем
промышленных товаров и создавать внутренний рынок для национального производства
Франции.
Все это вело к неминуемому крушению феодализма и феодально-абсолютистской
монархии. Это крушение произошло в бурях французской буржуазной революции
1789. — 1794 гг.