В этом же переулке, несколько далее, находится живописное, краснокирпичное, с белокаменной отделкой здание (N 7) с высокими окнами - училище им. Ф. А. Копейкина-Серебрякова, выстроенное в 1904 г. по проекту архитектора Н. Н. Благовещенского. На здании - мемориальная доска, посвященная событиям революции 1905 г.
Почти напротив училища стоит двухэтажный дом приюта для бедных, автор которого архитектор В. М. Борин выстроил его вместе с домовой церковью в 1902 г.
Между этим переулком и соседним - Нововаганьковским - находится комплекс зданий Гидрометеоцентра, родословная которого идет от обсерватории Московского университета, впервые ставшего "осваивать" Пресню в начале XIX в., когда ему подарили большой и почти пустой участок на берегу Москвы-реки.
О необходимости астрономической обсерватории в университете начали говорить в 1803 г. Сначала предполагалось построить ее в ботаническом саду на Первой Мещанской, но для обсерватории необходимо было возвышенное место. Благодаря богатому греку Зое Павловичу Зосиме такое место университет получил: меценат в 1827 г. подарил ему "дачу, находящуюся в Пресненской части на Трех Горах... на устройство на оном месте Обсерватории, или на что другое полезное с Высочайшего утверждения Его Императорского Величества", - говорилось в дарственной 3. П. Зосимы.
Место действительно было вполне удобным для астрономических наблюдений и измерений: на высоком холме, где горизонт не загорожен строениями, достаточно далеко от больших проезжих улиц, где не было сотрясения от езды тяжелых экипажей.
В 1830 г. началось строительство - возвели деревянный дом для астронома-наблюдателя и хозяйственные строения по линии Нововаганьковского переулка (N 5), а главное здание обсерватории, поставленное в глубине участка, было закончено осенью 1831 г. Автором строений был архитектор Д. Г. Григорьев, а все хлопоты по определению места постройки, наблюдению и приобретению инструментов лежали на профессоре университета Д. М. Перевощикове.
Многие известнейшие ученые работали в этой, одной из старейших русских обсерваторий, и многие астрономы получили здесь первые навыки работы с астрономическими инструментами. Кстати, с одним из них связана курьезная история, рассказываемая не шутя еще недавно партийными пропагандистами. В обсерватории университета работал профессор П. К. Штернберг, активно поддерживавший большевиков и ставший после их победы московским военным комиссаром. Так вот, профессор еще до большевистского переворота, пользуясь своим положением, получил право на топографические съемки, составил на их основе карту города, обозначил на ней важные объекты и прятал ее в течение многих лет в... астрономической трубе. Этой-то картой в ноябре 1917 г. и воспользовался Московский военно-революционный комитет. Все это звучало бы очень убедительно, если не знать, что точные карты города продавались тогда на каждом углу, и на всех этих картах были обозначены важные объекты.
Стараниями университетских астрономов здание обсерватории находится сейчас на государственной охране и как памятник архитектуры и как памятник истории.
В Нововаганьковском переулке, на углу его со Средним Трехгорным (N 20/6), уже в угрожающем состоянии накануне развала стоит "памятник архитектуры", редкий образец нероскошного жилого деревянного дома, выстроенного для секунд-майора А. А. Верещагина еще в допожарное время. Когда-то по переднему фасу дома проходила нарядная анфилада парадных комнат - кабинет, гостиная с угловыми печами, бальный зал.
Нововаганьковский переулок, на который выходят постройки обсерватории, называется по местности Новое Ваганьково - сюда перевели из Старого Ваганькова (напротив Кремля, у пересечения Моховой и Знаменки) государев "псарный" двор, а с ним и дворцовых служителей. Переулок назывался также Никольским, по церкви св. Николая чудотворца, огромное здание которой стоит меж трех переулков - Средним, Малым Трехгорными и Нововаганьковским. С церкви сняли главы, в стенах прорубили проемы, разобрали верхние ярусы колокольни - и все это для того, чтобы в 1928 - 1929 гг. переоборудовать церковь под клуб - на здании еще недавно была видна надпись: "Дом культуры имени Павлика Морозова". Теперь церковь отдана верующим, и началось ее медленное восстановление, требующее больших трудов и средств, настолько обезобразили ее бывшие хозяева.
До начала XX в. Никольская церковь, отстроенная в последней четверти XVIII в., была сравнительно небольшой, но в 1860 г. к ней пристроили пространную трапезную и высокую колокольню, совершенно не гармонировавшие со старой церковью. А в 1900 г. по проекту архитектора Г. А. Кайзера перестроили и саму церковь, освященную 1 декабря 1902 г. в память Живоносного источника - она обычно называлась по приделу Никольской (другой придельный храм посвящен св. Дмитрию Ростовскому).
Церковь была поставлена на высоком речном берегу, в урочище, известном в Москве под названием "Три горы": действительно, на нивелирном плане прошлого века, снятом в то время, когда рельеф еще не был сглажен планировочными работами, четко видны три холмистых мыса, разделенных глубокими оврагами. Для многих москвичей оно более всего знакомо по одной из самых старых московских мануфактур - "Трехгорной", или более фамильярно - "Трехгорке".
Становление этой мануфактуры неразрывно связано с фамилией Прохоровых, основатель которой Василий Иванович Прохоров был сыном монастырского крестьянина Троице-Сергиевой лавры. Он был приказчиком у старообрядца, державшего пивоваренную фабрику, а потом и сам занялся изготовлением пива. Но, по рассказам, бытовавшим в семье, по настоянию жены, не желавшей, чтобы материальное благосостояние семьи зиждилось на зазорном деле - спаивании народа - он бросил пивное заведение и стал заниматься текстильным производством, тем более, что его родственник Федор Резанов, уроженец Зарайска, знал ремесло набойщика. Они образовали компанию и сняли за речкой Пресней в Верхнем Предтеченском переулке два больших земельных участка, где основали в 1799 г. ситценабивную фабрику. Дело развивалось - покупали миткаль и набивали его, сбывая в подмосковных городах. На фабрике тогда работало около 200 человек, производилось товара на 300 тысяч рублей, и они смогли выкупить земельные участки в собственность. Однако вскоре В. И. Прохоров разделился с компаньоном и стал вести дело самостоятельно. Его сын Тимофей, работавший колористом на текстильной фабрике купца Чванова около Девичьего поля, расширяет производство, занявшись ткачеством. После пожара 1812 г. производство перемещается со "Старого ткацкого двора" в Верхнем Предтеченском переулке на новое место, поближе к Камер-коллежскому валу и к Москве-реке, на Нижнюю Пресненскую улицу, где позже выстроили новые корпуса ткацкой и прядильной фабрик. Прохоровские изделия стали пользоваться успехом и известностью - платок этой фабрики, попавший в Англию, "возбудил, - как писал русский посол там, - удивление знатоков по тканям, материалам и краскам". Были открыты многочисленные склады и магазины в России и в Средней Азии. Т. В. Прохоров много делал не только для процветания текстильного дела, но и для рабочих фабрики - он основал одну из первых в России ремесленных школ, открыл театр при фабрике, он активно участвовал в деятельности попечительного над тюрьмами комитета. Несмотря на разразившийся в середине XIX в. кризис и остановку в фабрике, его наследникам удалось еще более расширить дело. В 1874 г. было учреждено "Товарищество Прохоровской Трехгорной мануфактуры", в состав которого позднее входили ситценабивная, бумаготкацкая, отбельная и прядильная фабрики, ремонтная мастерская и даже газовый завод. В Донбассе товариществу принадлежали каменноугольные шахты, а основной капитал перед первой мировой войной составлял более 8 миллионов рублей.
В 1912 г. Николай Иванович Прохоров и его потомки получили дворянское достоинство. П. А. Бурышкин, хорошо знавший московскую купечество, приведя слова В. П. Рябушинского. "Родовые фабрики были для нас то же самое, что родовые замки для средневековых рыцарей", заметил: "В отношении Прохоровых это в особенности верно. Прохоровская семья, в лице ее мужчин, прежде всего жила своим делом. Выражение "прохоровский ситец" было указанием не только на фабричную марку, а на творчество семьи и ее представителей. Поэтому Прохоровы мало проявили себя в общественной деятельности. Эта культурная и даровитая семья не дала ни городского головы, ни председателя Биржевого комитета. Даже гласным Думы, кажется, никто не был. Все время и все внимание уходили на фабрику". Правда, надо сказать, что Бурышкин был не совсем прав - Прохоровы активно участвовали в благотворительности, учреждая больницы и приюты. Он сам приводит пример талантливого скульптора Е. И. Беклемишевой, урожденной Прохоровой, устроившей в 1892 г. столовую для голодающих и тифозную больницу, где она заразилась и умерла.
Если спускаться вниз по Среднему Трехгорному переулку, то на краю холма можно увидеть особняк Прохоровых (N 1). Его построили примерно в 1836 г., а во второй половине XIX в. пристроили новые помещения.
Другой прохоровский особняк - похожий на романтический средневековый замок - находится в Большом Трехгорном переулке, позади современного жилого дома N 1/26. Построен он был в 1884 г. архитектором В. Г. Залесским.