Интрига пустила в народ молву, что Москва сгорела от Глинских, родственников царя. Бабка его, княгиня Анна, будто разрывала могилы и из покойников сердца вынимала, высушив их, толкла, порошок сыпала в воду, а той водой, разъезжая по Москве, улицы кропила, от того-де Москва и сгорела. Громадный пожар 1547 года имел чрезвычайную важность не только потому, что потребовал от Иоанна IV большой строительной деятельности по восстановлению Москвы, но и потому, что произвел благодетельный переворот в душе царя, сблизил его с протопопом Сильвестром, автором знаменитого "Домостроя", Алексеем Адашевым и другими благомыслящими людьми, во главе которых стоял митрополит Макарий, и побудил Иоанна к личной работе по управлению государством. С этой катастрофы начинается блестящий тринадцатилетний период царствования Иоанна, прославленный завоеванием огромного Поволжского пространства от Казани до Астрахани, счастливой войной с Ливонией, изданием Судебника и целым рядом правительственных преобразований. Москва в это время видела впервые земский собор, слушала речь государя к народу с Лобного места*, была свидетельницей чрезвычайно важного церковного собора, так называемого Стоглавого. Но все это, равно как и страшный новый перелом в характере Иоанна, завоевание Сибири и прочие политические события, более относится к нашей общегосударственной истории, чем к истории Москвы как города, и по своей общеизвестности уже давно стало общим местом. Для нас же представляет больший интерес то, что касается памятников Москвы за это время, ее быта, ее тогдашней культуры. По приказанию царя были отстроены пострадавшие от пожара Успенский и Благовещенский соборы, Грановитая палата и дворец. Верх Успенского собора был покрыт вызолоченными медными листами.
Покорение Казани отразилось в Москве особыми памятниками. Приведенный выше рисунок изображает отправление войск из Москвы под Казань. С великим торжеством после взятия Казани государь возвратился в Москву. Народ встретил его на Яузе, в Росто-кине, а митрополит Макарий - у Сретенского монастыря и сказал царю речь, на которую отвечал и Иоанн. Здесь он облачился в царские одежды и шапку Мономаха и пешком с крестным ходом вступил в Кремль. Прежде всего покорение Казани дало Москве собор Покрова Богородицы, или храм Василия Блаженного, построенный молодым царем в память присоединения к России царства Казанского. "Известный всему свету этот памятник, - говорит И. Е. Забелин, - по своей оригинальности занял свое место и в общей истории зодчества и вместе с тем служит как бы типической чертой самой Москвы, особенной чертой самобытности и своеобразия, какими Москва, как старый русский город, вообще отличается от городов Западной Европы. В своем роде это такое же, если еще не большее, московское, притом народное диво, как Иван Великий, царь-колокол, царь-пушка. Западные путешественники и ученые исследователи истории зодчества, очень чуткие относительно всякой самобытности и оригинальности, давно уже оценили по достоинству этот замечательный памятник русского художества" ("Черты самобытности в древнерусском зодчестве").
Чужедумные же люди во что бы то ни стало стараются отвергнуть всякую самобытность и оригинальность в русском народе и пытаются доказать, что и храм Василия Блаженного построен или в индийском, или в арабском и мавританском стиле. Но теперь уже доказано, что все его элементы самобытно-русского характера, проявлявшегося в русском теремном, церковном и крепостном (башенном) творчестве. ("Образцы древнерусского зодчества в миниатюрных изображениях" Н. Султанова, "Памятники древней письменности".)
Ход постройки Покровского собора представляется таким: в память завоевания Казани, а затем Астрахани была начата эта многосложная работа с 1553 года деревянной постройкой храма Св. Троицы, что на рву (крепостном), к которому потом прибавлена церковь Покрова с приделами. В 1555 году был заложен каменный Покров о девяти верхах, оконченный уже в 1559 году, хотя и не совсем. Летописец записал следующее: "В лето 7068 октября, совершена бысть на Москве церковь Покров Богородицы, что у Троицы на рву, и после того сотворена бысть тое церковь; тут же у св. Троицы различными образцы и многими переводы на одном основании девять престолов совершено".
Священник И. И. Кузнецов нашел в Румянцевском музее рукопись "Летописец № 611", в которой оказалась вставка из другой рукописи, повествующая о закладке собора царем Иоанном IV вместе с митрополитом Макарием. Здесь названы и зодчие, которым было поручено сооружение собора. Это некий "Барма и Постник с товарищи".
Другим памятником в Москве покорения Казани является хранящееся у нас в Оружейной палате знамя, под которым стоял молодой царь во время штурма города. Воспроизводим этот примечательный стяг. На нем мы видим Нерукотворный образ Спаса, поддерживаемый двумя ангелами. Вокруг образа вышит тропарь: "Пречистому Твоему образу покланяемся, Благий, просяще прощения прегрешениям нашим, Христе Боже..."
Кроме этого, мы имеем еще ряд современных иллюстраций к казанской войне, сделанных московскими миниатюристами к "Царственной книге", хранящейся в Патриаршей библиотеке и в Летописце той же библиотеки. Приведенная выше и изображающая отправление войска в Казань миниатюра дает нам некоторое понятие о военном быте времени Иоанна Грозного.
До последнего подъема русского сознания у нас господствовали тенденции, что вся московская допетровская Русь - это сплошной и безрассветный мрак невежества. Теперь, когда мы освободили свои глаза от чужих очков, историческое зрение лучше видит проблески русской образованности и культуры даже в такое время, каким является эпоха Грозного царя. Не воспользовавшись еще возрождением наук и искусств, изобретениями и открытиями, мы в эту пору, конечно, отстали от Запада; но было бы в высшей степени неосновательно думать, что мы стояли тогда на уровне азиатских народов.
*При этом случае в первый раз упоминается Лобное место, названное так по тому взлобью, или возвышенности, на коей находится, или в память Лобного места в Иерусалиме. Отсюда объявлялись царские указы, митрополиты и патриархи, во время крестных ходов, благословляли народ и служили здесь молебны.