История человеческого общества

Европа на рубеже древности и средних веков

К V в. Римская империя утратила единство и прочность. Устойчивой оказалась лишь ее Восточная часть, еще в 395 г. отделившаяся от Западной. Она более тысячи лет просуществовала под именем Византийской империи и рухнула лишь в 1453 г. под напором турецкого завоевания. То было время великого переселения народов. Могущественные племенные союзы покидали места прежних поселений. Тысячи повозок с женщинами, детьми, стариками, стада домашнего скота, конные и пешие воины — все это приходило в движение, пробиваясь к плодородным равнинам европейского юга. Все пространство Западно-Римской империи пересекали потоки воинственных варваров-переселенцев. Легко преодолевая сопротивление римских войск, они создавали свои королевства на территории империи, тем самым завершая ее окончательный распад.

Варварские народы были немногочисленны, на занимаемых ими ранее пространствах впоследствии размещались и находили пропитание многомиллионные народы. И тем не менее им было тесно. Средняя и Северная Европа в первых веках новой эры была страной дремучих лесов и топких болот. Железо в те времена являлось редким, почти драгоценным металлом. А без железного топора, лома, пилы нельзя было валить и корчевать вековой лес.

Не первое поколение варваров-чужеземцев служило наемниками в римском войске. Перенимая боевые навыки и военное искусство Рима, они в то же время были очевидцами его бессилия.

Уже во II в. от Балтийского моря к Черному хлынуло два потока готов. К востоку от Днестра осели остготы, к западу от него — вестготы. Тогда же от берегов Одера в Паннонию устремились вандалы. В 375 г. пришедшие из Азии гунны обрушились сначала на готов, затем на вандалов. Разбив остготов, гунны оттеснили к западу вестготов. Они отступили на Балканы и нанесли жестокое поражение римлянам под Адрианополем в 378 г., после чего прорвались в Грецию.

Под натиском гуннов вандалы откатились к западу вверх по Дунаю и далее по Рейну. С ними вместе отходили теснимые гуннами германцы-свевы и сарматские племена аланов. Вся эта катившаяся на запад волна варваров пронеслась по Галлии и, перевалив через Пиренеи, захлестнула Испанию.

В первые годы V в. германцы, преодолев Альпы, пробились в Италию. По особенно опасным противником империи оказался вождь вестготов Аларих. Чтобы защитить от него Рим, пришлось отозвать легионы из далекой Британии. И все же Аларих в 410 г. овладел «Вечным городом» (см. ст. «Падение «Вечного города»). После смерти Алариха вестготы перебрались в Южную Галлию, где в 419 г. основали Тулузское королевство. Домогаясь новых земель, они вытеснили из Испании вандалов и их союзников и создали на Пиренейском полуострове новое Вестготское королевство, просуществовавшее до вторжения арабов в начале VIII в.

Вытесненные из Испании вандалы в 429 г. основали свое королевство в Северной Африке на месте древнего Карфагена. Отсюда в 455 г. они предприняли опустошительный набег на Рим, предав беспримерному разгрому исторические памятники и художественные ценности «Вечного города».

Фактическая власть над Италией принадлежала теперь не императорам, еще сидевшим на престоле, а сменявшим друг друга предводителям наемных германских отрядов. Один из них, герул Одоакр, в 476 г. низложил последнего императора Ромула Августа. Вскоре и сам Одоакр был убит вождем остготов Теодорихом, который в 493 г. основал в Италии Остготское королевство, просуществовавшее 58 лет. В середине VI в. Византия ненадолго отвоевала Италию, но вскоре сюда вторгся германский народ — лангобарды, основавший новое королевство (568 — 774).

В бассейне Роны возникло королевство пришедших с балтийских берегов бургундов. В V в. вторгшиеся с материка германские племена англов, саксов, ютов и фризов овладели кельтской Британией и создали там свои королевства.

Но самым крупным, сыгравшим наибольшую историческую роль было основанное в конце V в. в Римской Галлии Франкское королевство. Через три столетия оно разрослось в ту «империю Карла Великого», распад которой в IX в. положил начало существованию Франции и Германии.

Такова картина больших историко-географических перемен, коренным образом изменивших облик Европы во второй половине I тысячелетия н. э.

Одновременно происходили глубокие перемены во внутренней жизни тогдашнего европейского населения. На римской и германской почве независимо друг от друга появились и крепли ростки феода-, лизма.

Мы уже знаем (см. ст. «Рабство в Риме»), что в последние века империи античного раба оттеснил раб, ставший зависимым от господина обладателем земельного участка и принадлежавших ему орудий труда. Такие же участки землевладельцы стали предоставлять во временное пользование свободным людям — беднякам и отслужившим свой срок солдатам. Их называли колонами. В 332 г. колонов прикрепили к земле. В случае бегства их отныне разыскивали и силой возвращали на покинутые места.

Закрепощение уравняло свободнорожденных колонов с рабами, получившими хижины и земельные участки. Постепенно сложился единый класс зависимых от господина хозяев — земледельцев. В отличие от раба классической эпохи они относились к земле и орудиям труда с подлинной заботой и заинтересованностью.

Прежняя латифундия распалась на отдельные участки с сидевшими на них тружениками-земледельцами. Так уже на римской почве возникло характерное для всего феодального средневековья сочетание крупной земельной собственности и мелкого крестьянского хозяйства.

Появилась и другая примета феодализма — двойственное обладание землей. Ею владел зависимый земледелец, тогда как собственником той же земли оставался знатный господин.

Новый земледелец имел все необходимое, чтобы вести вполне самостоятельное хозяйство. Удержать такого самостоятельного хозяина в зависимости можно было только с помощью силы. И вот уже в позднеримские времена, как и во времена средневековья, могущественный землевладелец соединяет в своих руках земельную собственность и вооруженную силу.

Римский сенат к этому времени утратил былое значение, но сенаторы превратились в могущественных землевладельцев. Сенаторские владения становились государством в государстве. Крупный землевладелец-сенатор, располагая собственным войском наемников, господствовал над местным населением, заводил свой суд, заключал в собственную тюрьму осужденных им людей. Римская полиция не смела преследовать преступника, укрывшегося во владениях сенатора. Она могла лишь просить о его выдаче. Не удивительно, если в это. время слабые землевладельцы отдавались под опеку сильного патрона, платя ему за покровительство дарами и военной службой.

Таким образом, уже на, римской почве возникла такая характерная черта феодализма, как частная власть патрона (сеньора) и земельная зависимость его клиентов (вассалов).

В отличие от землевладельческой знати средние и мелкие землевладельцы чувствовали себя обиженными пасынками империи. Когда-то курия являлась местным советом небольшого округа и быть ее членом считалось почетным. Со временем на куриалов возложили всю ответственность за сбор римских налогов, их обязали самих покрывать недобор поступлений. В число куриалов стали включать всякого, кто имел не менее 25 югеров (около 6 га) земли. А так как куриалам запрещалось продавать свое имущество, они превратились в наследственных данников римской казны. Не удивительно, что звание куриала стало тягостной и ненавистной обузой. В 388 г. куриалы четырех малоазиатских городов, сговорившись, бежали и образовали разбойничьи шайки.

В ту пору деньги были совершенно обесценены. Торговля и ремесло пришли в упадок. Но так как государству были нужны ремесленные товары и в особенности оружие, закон принуждал ремесленников сдавать необходимые изделия римским властям. С этой целью все ремесленники, свободные и несвободные, были строго учтены и с конца II в. включены в «коллегии» оружейников, ткачей, хлебопеков и т. д.; на каждую коллегию были возложены твердо установленные обязательные поставки соответствующих изделий. Подобно тому как зависимые земледельцы являлись предшественниками средневековых крепостных, коллегиалы оказывались предшественниками цеховых ремесленников позднейшего средневековья.

Римская империя шла к гибели, так как восстановила против себя почти все свое население. Рабы и колоны, кормившие своих господ и все Римское государство, ремесленники, поставлявшие ему бесплатные изделия, обнищавшие свободные — все они были не патриотами, а врагами принижавшей и обиравшей их империи. Им не доверяли оружия. Вместо них брали в солдаты варваров-наемников. Не были патриотами и римские офицеры — сыновья злосчастных куриалов.

Римский автор V в. Сальвиан писал: «Всеобщая мечта римского простонародья — жить в мире с варварами...» Тот же писатель с горечью отмечает, что многие образованные и знатные его соотечественники «вынуждены искать убежища у врагов римского народа». Они, пояснял он, «ищут у варваров римского человеколюбия, так как не могут перенести от римлян варварской бесчеловечности». Не удивительна поэтому та легкость и быстрота, с какой варвары овладевали землями римского запада.

«Древнегерманская деревня. В левом верхнем углу — хижины германцев. От деревни лучеобразно расходятся линии. Они разделяют примыкающие к деревне земли на секторы. Один сектор занимает пашня, рядом с ним — пастбище. Через год пашня займет сектор, где было пастбище. В последующие годы пашня будет передвигаться в остальные секторы. Каждая семья получала надел во всех полях общины. На нашем рисунке крыша каждой хижины помечена условными значками; ими же намечены и наделы этой семьи.

В ту пору, когда в Риме разлагался рабовладельческий строй, совершались значительные перемены в общественной жизни молодых народов Европы — германцев и славян.

Жизнь древних германцев отражена в сочинениях двух римских авторов — Цезаря, который столкнулся с ними за полвека до новой эры, и Тацита, написавшего свою «Германию» в 98 г. н. э.

Сопоставив строки Цезаря и Тацита, мы обнаруживаем значительные перемены, происшедшие в жизни Германии за полтора столетия.

По словам Цезаря, германцы питались преимущественно молоком, сыром и мясом. Это означало, что главным источником пропитания им служили охота и скотоводство. А чтобы прокормиться охотой и скотоводством, германцам приходилось в поисках дичи и выпасов ежегодно переселяться на новые места после того, как снимали урожай с полей. Они в ту пору лишь начинали заниматься земледелием. Обработка земли, как и охота и защита скота от диких зверей, была не по силам ни отдельной семье, ни целому роду. Только племя могло, выжигая мелколесье, общими усилиями увеличить площадь посевов, оберегать стада и предпринимать совместную охоту.

Каждую весну старейшины делили вновь занятые племенем поля между большими родами, а сородичи сообща трудились на отведенной им земле и поровну делили между собой собранный урожай. Тогда у германцев не было ни классов, ни государства. Лишь во время опасности, когда грозил враг или сами германцы готовились к набегу, избирался общий вождь, возглавлявший силы объединившихся племен. Но едва война заканчивалась, выбранный на время вождь оставлял свой пост. Сразу же распадалась связь между племенами.

Иные порядки описывал Тацит. Земледелие из второстепенного превратилось в основное занятие. Беспорядочно разбросанные хижины германцев представляли собой постоянные поселения. Наличие плуга и бороны и использование упряжного скота позволили взяться за обработку земли отдельным семьям. Община по-прежнему являлась собственником всех земель. Но если леса и луга оставались нераздельным достоянием всех общинников, где каждый поселенец пас скот и заготовлял топливо и строительный материал, то пахотную землю община делила на одинаковые наделы для каждой из семей, входивших в общину.

Описанное Тацитом землепользование древних германцев изображено на рисунке. Он показывает, что к деревне примыкало обширное пространство. В те времена избыток свободной земли позволял каждый год засевать небольшую ее часть — один из секторов, изображенных на рисунке. Из года в год перенося поля на новое место, в новый сектор, германцы давали земле отдых: семь-восемь лет плуг не трогал пашни, и за такой срок ее плодородие восстанавливалось.

Поля, занятые под обработку в данном году, располагались в одном секторе. Их извилистые очертания определяла местность. Огибались овраги, косогоры, болота. Одного поля явно не хватало общине.

Одно из них было более плодородным, другое, напротив, песчаное — неплодородное, одно лежало подле самой деревни, а другое — далеко от нее. Надел каждой семьи составлялся из одинаковых полосок, находившихся во всех полях общины. Каждое поле делилось на равные полоски по числу семей.

Смысл этой необычной для римлян системы землепользования состоял в том, чтобы обеспечить, полное и подлинное равенство всех земледельцев-общинников.

Однако это равенство односельчан длилось недолго. Наличие свободной земли толкало к тому, чтобы занять лишний, добавочный надел. Но конечно, эту возможность имел не всякий, а лишь тот, кто располагал лишним скотом и дополнительными рабочими руками.

Тацит рассказывал о рабах, появившихся в германской деревне. То были люди, захваченные во время разбойничьих набегов на чужие племена, Весной, когда размечались новые поля и распределялись наделы, удачливые победители, отбившие у соседей пленников и скот, могли получить один или несколько дополнительных наделов. Наделы обрабатывали рабы. Господин давал каждому рабу по такому наделу, раб кормил свою семью и отдавал господину часть собранного урожая. Тацит писал, что такой германский раб, в сущности, весьма похож на римского колона.

Из рассказа Тацита видно, что на смену прежнему равенству пришло неравенство. Оно выразилось не только в различии между свободными и несвободными, но и в том, что среди свободных выделились «первые люди» племени, располагавшие большим количеством скота, рабов и земли, представители новой германской знати. Тацит писал о них: «Они считают постыдным приобретать потом то, что можно завоевать кровью!..» Эти слова показывают, что в основе возвышения древнегерманской знати лежал захват военной добычи, т. е. вооруженное насилие.

Многие германцы складывали в битвах и набегах свои головы, а их семьи, потеряв кормильцев, оказывались не в состоянии собственными силами обрабатывать свои наделы. Нуждаясь в семенах, скоте, пище, беднота попадала в долговую кабалу и понемногу лишалась части прежних наделов, переходивших в руки более богатых и знатных соплеменников. Со временем внуки и правнуки древнегерманских рабов и обедневших свободных превратились в зависимых крестьян, в крепостных.

Помимо вождей германцы стали избирать в мирное время правителей из числа знати. Эти новые правители, которых Тацит называет «королями», еще не имели большой власти. Но некоторые вопросы жизни племени уже решались в тесном кругу «первых людей» и «королей». Здесь сговаривались, как провести народное собрание, чтобы не пострадали интересы знати. Важнейшие дела все еще решало народное собрание. Оно обычно происходило в полночь. На опушке леса, озаренной лунным светом, широким кругом рассаживались члены племени. Блики лунного света отражались на остриях копий. В такой час копье в руке было признаком полноправности свободного германца, отличавшим его от раба и дававшим ему право на участие в собрании.

Если предложение «короля» или кого-либо из знати приходилось по душе участникам собрания, они выражали одобрение стуком оружия. То, что не нравилось, отвергали громким ропотом. Со временем влияние знати все более возрастало, а рядовые члены племени реже дерзали оспаривать предложения, исходившие от «королей» и знати.

Позднее, ко времени великого переселения народов, размежевание между знатью и рядовыми соплеменниками еще более углубилось. Само переселение и связанные с ним большие военные столкновения вели к формированию могущественных племенных союзов и возвышению их предводителей, от которых соплеменники ждали побед, новых земель, даров и добычи. Вожди племенных союзов и сплотившаяся вокруг них германская знать захватывали прежние римские провинции. Древнегерманский раб был похож на римского колона, а знатный германец — на римского землевладельца: оседание германских племен на римской почве неизбежно вело к дальнейшему сближению сходных порядков, к такому строю, при котором крупное землевладение сочеталось с мелким хозяйством зависимых земледельцев, к смешению вчерашних рабов с обедневшими свободными германского, итальянского, кельтского и иного происхождения.

Ученые долго спорили: был ли феодальный строй принесен в римские провинции победителями-варварами, или он возник на римской почве и был воспринят варварами? К. Маркс разъяснил, что западноевропейский феодализм был порожден переплетением или синтезом влиявших друг на друга римских и германских порядков.

Западноевропейский феодализм, таким образом, вырастал из разложения как рабовладельческих, так и общинно-родовых порядков. Варвары-пришельцы обогатили Европу, принеся с собой общинные начала. И хотя феодальная община отличалась от прежней, дофеодальной, она тем не менее дала крестьянству ту сплоченность и организацию, которая помогла ему и в труде, и в борьбе с феодальными угнетателями.