Упрямо я твержу
с давнишних пор:
меня воспитывал
арбатский двор,
все в нем от подлого
до золотого.
А если иногда я кружева
накручиваю на свои слова,
так это от любви.
Что в том дурного?..
- Кстати, как родился этот неологизм - "арбатство"? - Придумал это слово не я. Авторство принадлежит учащимся одной из старых московских школ. В стихах, мне подаренных, была строка: "Кануть сладко в пучине бескорыстья и песен арбатства...". Это придуманное ребятами "арбатство" не только в данном стихотворении, но вообще как-то удивительно рифмуется со словом "братство". Арбатство - это определение очень важного для меня качества. Это моя натура, моя психология, мое отношение к окружающим. Это воспитание и почва...
- Простите, Булат Шалвович, мне хотелось бы здесь привести еще несколько строк из стихотворения "Арбатское вдохновение, или Воспоминания о детстве".
Тут, мне кажется, прозвучит не просто слово, только что вами произнесенное, - "почва", но прозвучит вопрос, главный в нашем сегодняшнем разговоре...
...На фоне непросохшего белья
руины человечьего жилья,
крутые плечи дворника Алима...
В Дорогомилово из тьмы Кремля,
усы прокуренные шевеля,
мой соплеменник пролетает мимо.
Он маленький, немытый и рябой
и выглядит растерянным и пьющим,
но суть его - пространство и разбой
в кровавой драке прошлого с грядущим.
Его клевреты топчутся в крови...
Вы спросите с сомненьем, вам присущим...
- Да, где же почва... Трудная задача. Я на Арбате с первых дней, как родился, и прожил там 17 лет. Отец мой был командирован в 1922 году с Кавказа в Москву учиться в Институте красной профессуры. И он и моя мама вступили в партию еще до революции. Как студенту и партийцу отцу дали две маленькие комнаты в коммуналке на Арбате. С нами жила еще бабушка - мамина мама, а спустя десять лет после моего рождения появился мой младший брат - вот такая семья.
Я действительно всю жизнь воспевал эту улицу, этот двор, этот дом. Мой дом выходил фасадом на Арбат, это N 43, внизу шашлычная, прежде это был ресторанчик, напротив - зоомагазин, а чуть левее - дом N 44, где тогда жил удивительный человек, поэт Николай Глазков. Но мы с ним, конечно, тогда знакомы не были - я был школьник, а он уже студент и популярный среди пишущей молодежи автор. Я начал писать стихи годы спустя после войны...
Наш двор - это пространство, замкнутое несколькими разными домами, а по бокам - двухэтажными флигелями главного здания, моего дома. В годы моего детства там была частная сапожная мастерская чеха Ятнека, "Шляпы" мастера Усса; жили здесь слесари, плотники, конторские служащие, обычная публика старой Москвы. Несколько старух-гувернанток или нянек, оставшихся доживать тут свой век, после того как хозяева уехали во Францию... Татарин дворник Алим - фигура весьма колоритная, как вообще все дворники в те годы. Но он вдвойне замечателен: он был татарский князь, и к нему на совет ехали татары со всей Москвы и из-за города. Когда "Арбатское вдохновение" было напечатано в этом году в "Дружбе народов", я получил письмо от внука Алима, и он мне поведал о конце своего деда: он был арестован в 38-м, прошел тяжкий крестный путь по сибирским лагерям, всего этого с лихвой попробовал...
Году в тридцать шестом над нашим домом надстроили еще два этажа, и в них с шумом и весельем поселились работники наркомата мясной и молочной промышленности. Они получили отдельные квартиры, а все, буквально все, жили в коммуналках; у нас, к примеру, в бывшей квартире фабриканта Каминского - четыре семьи, и это было роскошью... И вот справили эти работники новоселья, отплясали, отшумели - и по ночам их стали арестовывать.
Эту чашу многие вкусили. Отца взяли в 37-м, следом - маму. С отцом я больше не увиделся, а с мамой встретился в Тбилиси десять лет спустя. Я вспомнил об этой встрече в рассказе "Девушка моей мечты".
Почему я об этом говорю? Это одно из отчетливых впечатлений детства: почти каждое утро во дворе недосчитывались кого-то, многих выхватывали...
Их брали - и квартиры заселялись новыми людьми. И отдельных квартир скоро не стало, все опять стали равны...
Да, "где же почва для твоей любви"...
... Что мне сказать? Я только лишь пророс.
Еще далече до военных гроз.
Еще загадкой манит подворотня.
Еще я жизнь сверяю по двору
и не подозреваю, что умру,
как в том не сомневаюсь я сегодня.
Что мне сказать? Еще люблю свой двор,
его убогость, и его простор,
и аромат грошового обеда.
И льну душой к заветному Кремлю,
и усача кремлевского люблю,
и самого себя люблю за это...
Мы были типичные дети того времени - плохо информированные, наивные, жившие по официальным, я бы сказал, "парадным" законам общества. Мечтали бежать в Испанию, играли в Чапаева, в армию собирались идти в один танковый экипаж, боготворили заграничных коммунистов. Долгое время предметом вожделенных рассказов было то, как одного из нас на Красной площади чешский коммунист взял на руки. На счастливчика смотрели, как на... слов не подберу! Все в этом дворе было, все уживалось и страшно переплеталось. Пьянство, воровство, полупритоны и просто притоны, в 20-е годы - беспризорные в асфальтовых котлах и тут же рядом - восторги от всяких перелетов, челюскинцев, папанинцев... Уровень культуры был низким, дружба - возвышенной, не побоюсь этого слова - благородной. Был всеобщий дворовый патриотизм. Всем жилось плохо, все нуждались, но некоторые, даже многие - за гранью. Помню семью Сочилиных: он слесарь, она уборщица, пятеро детей, моих товарищей, все жили в одной подвальной сырой комнатке... Ужасно грустно это было. Но оттого, быть может, так крепок был дух соседства. Все знали друг о друге, друг друга, и, если нужда была, допустим, посидеть с ребенком, - это всегда можно было решить, постучав в стену соседу. И особенно чувствовалось такое отношение друг к другу у нас, детей. Я однажды подарил свое новое пальто сыну прачки - правда, потом долго подвергался дома "гонениям"...
- Скажите, а вот то, что всех так волнует, - разобщение, отчуждение, неумение или забытая привычка услышать стук соседа в стену или даже самому постучать за помощью - это откуда, по-вашему, пошло?
- Вы знаете, некий ученый заинтересовался причиной большого количества разводов и выдвинул такую гипотезу как одну из причин: когда люди жили "дверь в дверь" - в коммунальных ли городских квартирах, в больших деревнях, - семья сплачивалась в борьбе с соседями. "Борьба", конечно, слово неточное, но суть именно такова. Это удивительный парадокс. Я думаю, в нем есть резон...
Существовали какие-то обязательства, нормы, и люди старались их не преступать, держаться "в рамках" - такой был собирательный момент. Нет, случались и скандалы, все зависело от темперамента. Но люди искали простые, разумные, мудрые пути решения конфликтов... Вот висит в коридоре телефон. И в квартире 10 - 15 семей. Надо платить - как и за лампочку в уборной... А как платить - поровну? Какая-то старуха заявляет: "А я вообще не разговариваю!" И тогда старший по квартире вывешивает бумагу и карандаш на ниточке - и тут уже было дело твоей совести: ты поговорил по телефону - поставь против своей фамилии палочку. У кого больше палочек, тот больше платит... Это смешно, но разумно: что делать! Сейчас ведь даже таких путей к миру люди не находят.