Рядом с воронцовской усадьбой находилась не меньшая (дом N 55-57), принадлежавшая в середине XVIII в. прусскому посланнику А. фон Мардефельту. От него усадьба перешла к Михаилу Илларионовичу Воронцову, известному государственному деятелю елизаветинского царствования. Он был пажом будущей императрицы и во время дворцового переворота в ноябре 1741 г. играл в нем ведущую роль - арестовывал правительницу Анну Леопольдовну. После успешного захвата власти М. И. Воронцову представилась редкая возможность породниться с самой императрицей: она предложила ему на выбор двух своих двоюродных сестер - графинь Гендрикову и Скавронскую. Как писал племянник Воронцова, "к счастью для него, графиня Гендрикова, любившая другого и отличавшаяся решительным и очень неприятным характером, отказалась исполнить желание императрицы. Потому ее величество женила моего дядю на графине Скавронской, с которой он жил в полном согласии".
Эта женитьба еще более сблизила Воронцова с двором. Долгое время он руководил внешней политикой России, но уже после кончины своей благодетельницы он во время очередного дворцового переворота остался на стороне незадачливого Петра III. Воронцову пришлось подать в отставку, и он жил почти все время в тверском имении. Он был весьма нерасчетливым хозяином и, несмотря на милости Елизаветы Петровны, часто оказывался в затруднительном положении, распродавая свое имущество. Так был продан большой дворец в Петербурге на Садовой улице и так же, вероятно, был продан дворец на Немецкой улице в Москве.
Следующий его владелец, известный меценат князь Дмитрий Михайлович Голицын, более тридцати лет был российским послом в Вене. Голицын всю жизнь посвятил коллекционированию картин, и его богатейшее собрание было завещано собирателем на основание больницы, названной его именем и построенной на Большой Калужской улице. В 1783 г. усадьбу на Немецкой улице купила графиня Екатерина Александровна Головкина, урожденная Шувалова, жена действительного статского советника Гавриила Головкина. Графиня владела этой усадьбой в продолжение многих лет: только в 1815 г. она была продана графу Павлу Шувалову, представителю еще одной славной фамилии государственных деятелей России.
Усадьба Головкиной была большой - площадь ее составляла 3484 квадратных сажени, (то есть больше полутора гектаров), в ней в глубине парадного двора стоял каменный дом, отгороженный от улицы двумя флигелями, соединенными оградой с воротами. Справа от главного дома находились обширные "хоромы, изнутри и с наружи общекатуренные", и несколько меньших, также деревянных строений. Позади всех этих зданий простирался немалый сад.
Надо сказать, что кроме этой усадьбы, графине Головкиной принадлежали еще два небольших участка поблизости. Один из них, площадью немного менее 2000 квадратных метров, с несколькими деревянными строениями примыкал к основной усадьбе сзади, а другой, примерно такой же, находился в Спиридовском (ныне Технический) переулке.
После перехода усадьбы к Шуваловым новые владельцы в 1838 г. просили разрешения возвести в глубине участка на месте старого господского дома, очевидно сгоревшего в 1812 г., новый каменный двухэтажный и также построить заново по Немецкой улице левый флигель, а правый значительно перестроить. Возможно, что все перестройки не были полностью выполнены, ибо на плане участка 1853 г. здание в глубине участка не показано. Только в конце 1860-х гг. эта, когда-то барская усадьба, владельцы которой носили титулы князей и графов, перешла, как и многие другие, в удачливые купеческие руки - третьегильдейских купцов Клюгиных.
С этим участком на Немецкой улице связана история установки первой мемориальной доски, отмечавшей место рождения А. С. Пушкина. Еще в 1822 г., при жизни поэта, в книге об истории российской словесности было написано, что Пушкин родился в Петербурге; потом писали, что место его рождения - село Захарово под Москвой. Возможно, появились бы и другие предположения, если бы студент Московской Духовной академии, занимавшийся в церковном архиве, не нашел запись в метрической книге церкви Богоявления в Елохове о рождении Александра Пушкина "во дворе коллежского регистратора ивана васильева скворцова у жильца его моэора сергия лвова пушкина..." Стали выяснять, где жил Скворцов, и обнаружилось, что он был домоправителем графини Головкиной и квартировал в ее усадьбе. Не обратив должного внимания на то, что в метрической книге было ясно сказано "во дворе" Скворцова, то есть на участке, ему принадлежавшем, и в обстановке всеобщей эйфории, вызванной пушкинскими торжествами по случаю открытия памятника ему, на левом из двух уличных флигелей бывшей головкинской усадьбы установили мемориальную доску, в тексте которой утверждалось, что Пушкин родился именно здесь.
Отсюда и началось путешествие пушкинской мемориальной доски. На головкинском флигеле она пробыла до 1927 г., когда переехала на другой дом по той же Немецкой улице, но, в конце концов, мемориальной доске предстоит совершить последнее путешествие на Малую Почтовую улицу (N 4), где ей и надлежит быть.
Рядом с головкинской усадьбой, через переулок, называвшийся в конце XVIII в. "переулок к Сенату" и позднее исчезнувший, занимало целый квартал здание "Старого Сената". В начале XVIII столетия на этом участке находился "государев Почтовый двор", перешедший к князю Гессен-Гомбургскому, а от него к придворному врачу Иоанну Герману Лестоку. До приезда в Россию он служил лекарем во французской армии и попал в свое новое отечество в числе нанятых Петром 1 "потребных для России людей". После кончины Петра Екатерина 1 назначила его лейб-хирургом и указала состоять при особе цесаревны Елизаветы Петровны. Лесток, веселый, услужливый, привлекательный, приобрел доверие цесаревны, отнюдь не чуждой радостей жизни. Как писал его биограф, "он был жив и резв до последних дней жизни, крайне беззаботен и вовсе невоздержан на язык". После внезапной смерти императора Петра II в 1730 г., когда прекратилась прямая мужская линия династии Романовых, Лесток склонял Елизавету предъявить свои права на престол - ведь она была родной дочерью Петра Великого. Но это осуществилось в 1741 г., когда задуманный приближенными Елизаветы переворот совершился в ночь на 25 ноября. Лесток был в числе главных действующих лиц: "Все это дело лежало на нем; он исполнил его... чрезвычайно ветрено и неосторожно, но весьма удачно". С тех пор Лесток занял видное положение при дворе новой императрицы, но широкие привычки и беззаботность подвели его. Лесток оказался тесно связанным с французским двором, который через посла в России переводил ему регулярную пенсию в 15000 ливров. Были перехвачены и расшифрованы его депеши с нелестными отзывами о Елизавете Петровне, и в 1748 г. Лестока арестовали. Его обвинили в измене и в преступных сношениях с представителями иностранных держав: "...дерзновенно имел конфидентное обхождение и с ними сочинил общую партию". Приговорили Лестока к ссылке в Охотск (Елизавета смягчила наказание, и он доехал только до Углича) и конфискации имущества: "Движимое и недвижимое помянутого Лестока имение все без остатку отписать на Ея Императорское Величество".
"Лештоков дом" в Немецкой слободе также перешел в казну, и его после пожара начали в 1753 г. перестраивать для размещения там Сената. Елизавета подолгу жила в Москве, и здесь же находились некоторые высшие правительственные учреждения, для которых подыскивались подходящие здания в городе. Главной резиденцией императрицы был Головинский дворец в Лефортове, и посему Сенат надобно было поместить поблизости. Дом Лестока переделывал в 1753 - 1757 гг. ведущий московский архитектор князь Дмитрий Ухтомский: к прямоугольному старому зданию, стоявшему в глубине двора, он пристроил перпендикулярно два боковых корпуса и соединил их с домом вытянутыми переходами. В плане новый дворец стал похожим на усадьбу с большим парадным курдонером и парком со стороны заднего фасада, типичную для более позднего периода развития русской архитектуры. Внешне же это был барочный дворец с обильным пышным декором - множеством ваз, статуй, колонок, круглых оконлюкарн, балясин, картушей. Еще в 1763 г. Сенат занимал это здание, а позднее в нем находилась Канцелярия конфискации.