МОСКВА - ГОРОД, КОТОРЫЙ ВЫ НЕ УВИДЕТЕ ЗАВТРА

В столице еще осталось около ста тысяч нерасселенных коммуналок

Коммуналка вмещала в среднем пять-шесть семей; случалось и до десяти. Ее житель, сознававший свои могучие тылы, был смел и общителен. И если вы вдавливали в косяк кнопку звонка, дверь открывали без долгих расспросов. В том доме на Сретенке бок о бок жили: сухонькая опрятная старушка с узелком седых волос и розовыми воспаленными веками — представительница одной из лучших русских фамилий (она давала уроки, ставя произношение преподавателям французского); бывшая артистка мюзик-холла — располневшая, но еще статная, разбитная поволжская немка, которая разгуливала по квартире в халате с драконами и, дымя «Беломо-ром», напевала забытые шлягеры; чета из-под Тамбова - крестьяне, кряжистые старик и старуха с длинными, до колен, руками; старик плотничал, улыбчиво и беззлобно подшучивая над соседями, старуха мрачно молчала; потомство художника-супрематиста, некогда раскритикованного за формализм, но хранившего подлинники Малевича: в узкой выгородке отсыпалась неразговорчивая чухонка - сотрудница вневедомственной охраны; изредка объявлялся ее сын-уголовник и, наведя ужас на соседей, снова возвращался в Бутырку. А через коридор в большой светлой комнате умирал от цирроза печени любимец коммуналки, летчик-ас, герой войны, не вписавшийся в мирное время. Соседи хранили предание о том, как он заступился за евреев из угловой комнаты, за что отец еврейского семейства сшил ему настоящий смокинг и, довольный своей работой, прищелкнул языком: «Парижская вещь, кто понимает...». Жильцов было восемнадцать, и все. даже старая аристократка, свыклись с коммунальным укладом, вписались в сумрачный ковчег посреди Москвы; одна только юная дочь летчика-аса, с лицом ангела, несущего благую весть, оставалась чужда ему, словно и впрямь происходила из иных сфер...

Коммунальный  уклад вырабатывал сноеобразную дипломатию - разрывы, перемирия, союзы... Вопрос «Против кого дружите?» естественнее всего прозвучал бы к коммуналке. Ее размеренный быт разнообразили События: рождение, женитьба, смерть. Эти вехи подчеркивал и общность рода человеческого, потребность в единении, готовность прийти на помощь. На время События забывались обиды и ссоры, годами не разговаривавшие соседи сходились за свадебным столом или поминальной тризной. Если нужда мешала кому-то достойно отметить торжество, устраивали складчину. Что говорить о кулинарных хлопотах: они объединяли на кухне всех хозяек, и благодаря общим усилиям русский стол обретал разнообразные оттенки - от молдавского и малороссийского до грузинского и узбекского.

У кого-нибудь непременно находились родственники или друзья в этих краях, и на стол, будто по волшебству, выкатывались горийские гранаты; чарджоуские дыни, ленкораньские мандарины... После свадьбы к назначенный срок (а то и раньше!) квартиру оглашал криком новорожденный младенец. Многих он лишал сна, но рос быстро. И вот уже топал по темному коридору, хватался за чужие подолы, входил в чужие двери - повсюду свой, повсюду обласканный и одаренный... Не странно ли, что при подобной солидарности и взаимной приязни старухи на кухне ворчали: «Разве ж это суседи? Это жильцы, а не суседи. То ли дело раньше!..». А ведь они по-своему были правы: обитатели довоенных и послевоенных коммуналок жили в них основательно, укорененно. А следующее поколение уже ждало перемен, хлопотало о них, копило деньги на ко-оперативы и мысленно жило иной жизнью — изолированной, индивидуальной.

Что ж, мы дождались ее и вкусили сполна. Почему же у маститого поэта, давно обжившего помпезную высотку, с горечью вырвалось: «Плачу по квартире коммунальной»?.. Почему порой вспоминается пронзительно-убогий уют сумрачных коридоров? Наверное, это неотъемлемое свойство человека - грустить о прошлом.

Александр Эбаноидзе

|| Оглавление || 1 || 2 ||