В 1943 г. в книге отзывов появились автографы арабиста И.Ю. Крачковского, экономиста С.Г. Струмилина, патофизиолога А.А, Богомольца, химика-органика С.С. Наметкина, хирурга С.И. Спасокукоцкого, агрохимика Д.Н. Прянишникова, политической деятельницы и философа Л.И. Аксельрод-Ортодокс, ученого в области транспорта В.И. Образцова.
1944 год отмечен именами биохимика А.В. Палладина, ученого в области теории машин И.И. Артоболевского, одного из создателей теории изгиба пластин Б.Г. Галеркина, писателя С.Н. Сергеева-Ценского, актрисы О.Л. Книппер-Чеховой, чешского ученого и общественного деятеля 3.Р. Неедлы, паталогоанатома А.И. Абрикосова, поэта Якуба Коласа; 1945 год - химика А.Н. Несмеянова, специалиста по синтезу и технологии красителей А.Е. Порай-Кошица, писательницы М. Шагинян; 1950-й - скульптора С. Меркурова; 1951-й - авиаконструктора А.Н. Туполева; 1952-й - писательницы и переводчицы Т.Л. Щепкиной-Куперник, поэта В. Луговского. Мартирос Сарьян оставил в книге отзывов в 1952 г. свой рисунок.
Вероятно, это перечисление уже утомило читателя, ибо множественность даже самых блистательных имен неизбежно притупляет восприятие.
При этом я назвал лишь малую часть из тех, кто побывал в Узком, ограничив к тому же свой перечень началом 50-х годов. Но, видимо, для истории нашей культуры будет небесполезно составить полный список отдыхавших в Узком. Убежден, что этот список получится прелюбопытнейшим.
Я же счастлив тем, что Узкое сводило меня с интереснейшими людьми. Дружба с некоторыми из них продолжалась и после окончания санаторного срока, в Москве.
Ираклий Луарсабович Андроников был в повседневном общении так же искрометен, ярок, как и в своих концертах, теле- и радиовыступлениях. Его необыкновенный талант, его врожденный артистизм проглядывали в самом обычном разговоре, в жестах репликах. Неутомимый спорщик, блестящий эрудит, неподражаемый острослов, он был замечательным собеседником. Впрочем, порой просматривалась некая наигранность, быть может, привычка в каждом слове, жесте видеть и чувствовать себя артистом. На бильярде, после неудачного удара, он вздымал кий к потолку и с жаром восклицал: "О, жалкий, ничтожный Андроников! Гнать, гнать нещадно таких игроков, не подпускать их ни на шаг к бильярдной!" Мне казалось, что, беседуя с разными людьми, он вглядывается и вслушивается, выискивая характерные черточки, интонации, манеры, жесты для создания новых образов и типов в своих удивительных миниатюрах.
Яков Борисович Зельдович всегда поражал меня мощью интеллекта, широтой и разносторонностью взглядов, меткостью оценок. Я, разумеется, не могу судить о его заслугах в области физики, но очевидно и бесспорно, что это был выдающийся ум. Его мышление было глобальным. Яков Борисович был знаком с различными суждениями по различным проблемам, но не повторял их, а обо всем составлял суждение собственное, оригинальное. Несмотря на свои титулы (три звезды Героя Социалистического Труда, разнообразное лауреатство и проч., не говоря о действительно мировой известности), Зельдович отлично разбирался в повседневных житейских вопросах, был прост, демократичен. Впрочем, в Узком демократизм в общении был нормой, хотя встречались и такие, кто нет-нет, да и ненароком давал понять о своих должностях и званиях.
Большое впечатление на меня произвел академик Валерий Алексеевич Легасов - выдающийся ученый, один из руководителей атомной энергетики. Поначалу он показался мне излишне самоуверенным академическим боссом, сумевшим смолоду сделать блестящую карьеру и интересующимся только текущими делами. Но при более близком знакомстве стало ясно, насколько я ошибался. Легасов был, действительно, личностью, причем весьма масштабной. Он мыслил удивительно четко, формулировал точно, сильно, обоснованно, выстраивая цепь высказываний и обязательно доводя их до логического завершения.
Валерий Алексеевич был государственным человеком и по значению своей деятельности, и по складу ума. Он часто говорил о стране, сознавая ее силу и болезненно ощущая ее слабости. Нет, нет, он меньше всего походил на диссидентствующего интеллигента. Просто разговор вел умный, многое знающий и многое понимающий человек, смелый и твердый в убеждениях, искренне и обостренно воспринимающий окружающее. Меня поразило, как однажды в беседе, возникшей случайно, но принявшей доверительный характер, Валерий Алексеевич давал весьма глубокие и не слишком лестные характеристики членам Политбюро ЦК КПСС ("Я встречался практически со всеми из них", -сказал он). А ведь разговор происходил зимой 1985 г., когда подобные высказывания отнюдь не поощрялись.
26 апреля 1986 г. немедленно после аварии в Чернобыле В.А. Легасов Приехал к месту катастрофы. Он оставался там долго, несмотря на то, что вся "команда", приехавшая первой, сменилась.
Пережитое в Чернобыле не прошло бесследно. Через два года, 27 апреля 1988 г., находясь в состоянии депрессии, он покончил с собой. Трагическая смерть Валерия Алексеевича меня буквально потрясла.
Опубликованные после его самоубийства материалы проливают новый свет на образ ученого, до конца честного перед самим собой и народом,
Я рассказал лишь о трех "пациентах" Узкого для того, чтобы этими примерами проиллюстрировать, сделать нагляднее представление о его обитателях.
Еще несколько слов об особенной, дружеской атмосфере санатория. С 20-х годов немногочисленность отдыхающих и специфичность состава породили обстановку, близкую к домашней, семейной. М.В. Нечкина говорила о дружелюбии и теплоте, о том, как зимними вечерами обитатели санатория собирались в большой гостиной у пылавшего камина, музицировали, читали стихи. Академик И.И. Минц вспоминал, что накануне войны трапеза проходила за общим столом, где все сидели как бы одной семьей.
Уют, тишина, спокойствие, какая-то патриархальность быта сохранялись в течение десятилетий после войны. Многие ученые и писатели приезжали в Узкое постоянно. Часто не только и не столько для отдыха, сколько для написания научных монографий, статей или литературных произведений. Укреплялись старые связи и знакомства, завязывались новые, образовывались стабильные компании. На протяжении ряда лет большая группа научных сотрудников при непременном лидере, академике химике В.И. Спицыне, регулярно приезжала в Узкое для встречи Нового года. К основному ядру, разумеется, примыкали почти все находившиеся в это время в санатории. Встречи проходили весело, с шарадами, загадками, шуточными стихами.
За те сорок лет, что я посещал Узкое, все вокруг изменилось самым решительным образом. 1955 год был кануном перемен, преобразовавших эту часть Подмосковья. С 1956 г. в Новых Черемушках началось строительство многоэтажных зданий из железобетонных панелей. В 60-е и 70-е годы развернулась массовая застройка практически во всех окружавших Узкое районах. В 1975 г. возникла огромная стройплощадка в Ясеневе. Год за годом приближались жилые кварталы, административные здания. Сначала крыши двенадцатиэтажек лишь просматривались за недальними рощами, а затем дома стали возникать в непосредственной близости. Ближнее Подмосковье стало полноправной, густо населенной, оживленной частью Москвы.
Исчезли, сохранив себя лишь в названиях микрорайонов, села и деревни Деревлево, Коньково, Беляево, Ясенево. Снесли и село Узкое. Спрямив Старую Калужскую дорогу, широкой лентой пролегла Профсоюзная улица. Исчезли навсегда дубравы, луга, ржаные поля. Санаторий и его парк оказались оазисом, окруженным современными улицами с автобусами, троллейбусами, грузовыми и легковыми машинами.
Сам усадебный дом обветшал. Ремонт, конечно, проводился, и не раз, но время берет свое, и одряхление сказывается все сильнее. Часто стала протекать крыша - то в одной, то в другой комнате, кровати и письменные столы вдруг оказывались под водяными струйками, лившимися с потолка. Сорвавшийся солидный кусок намокшей штукатурки грохнулся на письменный стол сидевшего за ним академика А.М. Самсонова.
За эти годы в санатории поубавилось хороших картин и мебели. Кое-что было передано в музеи. Но главная причина, вероятно, в другом. Не стану никого обвинять, но отсутствие должного контроля, бесхозяйственность создавали в прошлом немало соблазнов. К тому же ремонты, пожары...
Было и прямое воровство. Кража одной из картин в 1986 г. стала предметом обсуждения коллектива. В 1993 г. две небольшие картины И.К. Айвазовского были украдены из малой гостиной в результате открытого бандитского налета с прямым нападением на вахтера. С этого времени в доме установлена вооруженная охрана.
Старение дома, постепенное ухудшение интерьера и бытовых условий, несомненно, сказываются на общей атмосфере в санатории. Но главное, что изменило сохранявшееся десятилетиями его особое положение, заключается во включении в городскую черту.
Я начал свой рассказ с того, что в 1955 г. поездка в Узкое показалась мне далекой. Расстояние, конечно, не изменилось. Изменилось наше психологическое отношение к московским расстояниям. Узкое долго, действительно, казалось далеким даже для тех, кто имел государственный или личный автомобиль. А в 80-е и 90-е годы, когда Узкое стало частью Москвы, транспортная проблема приобрела другой характер. Принципиальное значение имело появление линии метро со сравнительно недалеко расположенными станциями ("Коньково", Теплый Стан", "Ясенево"). Это приблизило Узкое и для тех, кто пользовался общественным транспортом. Многие академики стали приезжать сюда в будние дни, выезжая на несколько часов на заседания Дирекций, ученых советов между завтраком и обедом или обедом и ужином. Легче стало добираться аспирантам, докторантам, ученым секретарям для встреч с научным руководителем или директором. Не обошли Узкое своим вниманием и некоторые любители старины из среды предпринимателей, ставшие его довольно частыми гостями.
По-прежнему, принимая "долговременных отдыхающих", Узкое все больше стало превращаться из загородного санатория в городской Профилакторий особого типа.
Существует много проектов преобразования Узкого, реконструкции главного корпуса, застройки парка и т.д. Я не знаю, что будет с Узким в последующие годы, какой из проектов начнет реализовываться. Представляется очевидным, однако, что в нынешнем виде санаторий долго не сохранится. Тем более важно не только изучить генеалогию владельцев и их жизнь в усадебные годы, но и по возможности запечатлеть семидесятилетнее существование санатория. Эта любопытная и своеобразная страница не должна выпасть из истории российской культуры и науки. Июль 1994 г.