Дмитрий Николаевич Ушаков был не только ученым-исследователем, но и превосходным организатором науки. С 1903-го по 1915 год он был заместителем председателя, а с 1915-го по 1931 год председателем московской диалектологической комиссии при Академии наук; он один из организаторов и редакторов "Опытов" диалектологической кафедры русского языка в Европе с приложением "Очерков русской диалектологии", вышедших в 1915 году. Это было началом лингвистической географии у нас в России. Эту работу Дмитрия Николаевича потом продолжил его ученик Рубен Иванович Аванесов. Дмитрий Николаевич был активным участником составления проекта орфографической реформы 1917/ 1918 года. Участвовал в составлении программы учебников по русскому языку для начальной, средней и высшей школ. Составил "Орфографический словарь русского языка" в 1931 - 1934 годах, был председателем московской комиссии по упорядочению орфографии и пунктуации при Ученом комитете Наркомпроса в 1934 году. Дмитрий Николаевич был прекрасным преподавателем, очень любил преподавание и своих учеников. Ученики платили ему тем же. Я мало знала Дмитрия Николаевича, потому что слушала его лекции только на первом курсе ИФЛИ в 1937 году. Но я знала многих учеников Дмитрия Николаевича, слушала их лекции и работала вместе с ними в Институте русского языка. Я слушала лекции Григория Осиповича Винокура и начинала с ним работать в Институте русского языка. Слушала лекции Петра Аркадьевича Кузнецова, была аспиранткой Рубена Ивановича Аванесова, работала вместе с Абрамом Борисовичем Шапиро, много работала с Александром Александровичем Реформатским и Владимиром Николаевичем Сидоровым. Это те ученики Дмитрия Николаевича, которые были не только его учениками, но и друзьями. Близким другом Дмитрия Николаевича был Григорий Осипович Винокур, к которому Дмитрий Николаевич относился с большой нежностью. Владимира Николаевича Сидорова Дмитрий Николаевич называл "Володя - это ум и сердце". Такие дружеские, немножко шутливые отношения при очень большом взаимном уважении и почтении со стороны младшего были у Александра Александровича Реформатского, который обращался к Дмитрию Николаевичу обычно "шеф-мэтр". Александр Александрович в книге "Из истории отечественной иконологии" пишет о себе, о Рубене Ивановиче и о Владимире Николаевиче Сидорове, что они прошли школу московской диалектологической комиссии, когда ею руководил Дмитрий Николаевич Ушаков, и что именно он дал им крещение, там они стали лингвистами. Первое издание своего "Введения в языковедение" Александр Александрович начал так: "Памяти автора "Краткого введения в науку о языке", моему дорогому учителю Дмитрию Николаевичу Ушакову посвящаю свой труд". Очень много говорил о Дмитрии Николаевиче Григорий Осипович. Так, еще в бытность нашу в ИФЛИ, наверное, Лев Адольфович это помнит, нашу великолепную газету, которая называлась "Комсомолия", и редакция этой газеты просила написать о своих учителях. Григорий Осипович написал большую статью "Из воспоминаний о моей юности". Вот отрывок из этой статьи: "Двое моих университетских учителей теперь мои сослуживцы по ИФЛИ. Это Дмитрий Николаевич Ушаков и Михаил Николаевич Петер-сон. Я горжусь тем, что вместе с ними теперь сам воспитываю филологическую молодежь. Им я обязан больше всего своим лингвистическим образованием. Всегда буду помнить зиму 1918 года, когда по дороге домой из Наркомпроса, где я работал тогда в качестве секретаря Пролеткульта, я заходил в университет и встречался там с Михаилом Николаевичем Петерсоном, который мне одному в пустынной и нетопленой аудитории читал огромный и необыкновенно тщательно составленный курс литовского словообразования. С тех пор я изменил так увлекавшей меня тогда литуавистике и вообще стал, вероятно, совсем не таким, каким хотел бы меня видеть добрейший Михаил Николаевич, но, конечно, он поверит мне, что во мне живут самые благодарные воспоминания о его замечательных уроках. О моих отношениях с Дмитрием Николаевичем Ушаковым я говорить сейчас подробно не буду, так как для меня это слишком большая тема; я познакомился с Дмитрием Николаевичем в марте 1917 года, когда, еще первокурсником, попал в первый раз на заседание диалектологической комиссии, где Дмитрий Николаевич председательствовал. Я его полюбил с первого взгляда, тем более что он с места в карьер преподнес мне четыре тома "Трудов" комиссии. С тех пор я стал аккуратным, хотя на первых порах застенчивым и очень молчаливым, посетителем всех заседаний комиссии, которая стала для меня вторым университетом. Но ни в университете, ни в комиссии я не выучил и сотой доли того, чему Дмитрий Николаевич учил меня и продолжает учить до сих пор у себя дома. Все равно, занимаемся ли мы с ним толковым словарем или пьем чай и беседуем о жизни. Дмитрий Николаевич для меня не просто мой университетский учитель, а учитель вообще, с большой буквы, и самый лучший из друзей".
На заседании памяти Дмитрия Николаевича Ушакова, говоря о той роли, которую он сам отводил преподаванию, Григорий Осипович сказал: "Я помню, как в первые годы своей педагогической деятельности, когда я был совсем незрелым педагогом, я делился как-то своим опытом с Дмитрием Николаевичем, я его спросил: "Дмитрий Николаевич, может быть, в самом деле воспитать и научить аспиранта-ученого - это больше для науки, чем толстая книжка?" Дмитрий Николаевич посмотрел на меня своей обычной проницательно-ласковой улыбкой, и я понял, что это действительно для него было так".
Как педагог, профессор, воспитатель научной молодежи, передающий новому поколению эстафету филологических знаний, Дмитрий Николаевич Ушаков полностью отвечал тем требованиям, которые предъявлял к преподавателям крупнейший русский историк Василий Осипович Ключевский. "Чтобы быть хорошим преподавателем, - писал он, - нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь". Этой любовью к своей науке и ученикам была пронизана вся деятельность Дмитрия Николаевича Ушакова. (Аплодисменты.)
Л. А. ОЗЕРОВ: Благодарю вас, Вера Александровна, и за знания ваши, умножающиеся из года в год, и за память об учителях. Вообще, почтение к учителям - это один из признаков, по которому можно судить о человеке. Почтение к родителям и почтение к учителям - Аристотель ставил знак равенства между теми и другими. Сейчас наконец Роман Дмитриевич овладел этой техникой (пауза) (запись речи Д. Н. Ушакова неразборчива).
...Спасибо вам, ну вот мы услышали голос Дмитрия Николаевича. Хорошо бы, если бы вслед за непосредственно сохраненным голосом вы скажете о своем дедушке.
Р. Д. БОГОЯВЛЕНСКИЙ: Воспоминания о дедушке у меня связываются с тем десятилетием, которое мне было дано, чтобы видеть и знать его живым. Когда мы расстались с ним, я с родителями уезжал в эвакуацию, мне было чуть больше десяти лет. Воспоминания... или, вернее, ощущения этого человека... у меня их много, но они разрозненны, и я стараюсь сейчас их систематизировать, как-то классифицировать. Несколькими я с вами поделюсь...
Я был очень воспитанным мальчиком и боялся всего. Ходил в коротких штанишках дольше всех своих сверстников. Но однажды я совершил ужасный проступок. Говорить не буду, какой, до сих пор мне неудобно. Но семья, большая семья Дмитрия Николаевича Ушакова, состоявшая, как вы знаете, из четырех детей (трех сестер и одного брата), у которых были еще и старший внук и младшая внучка... Все мы жили тогда в доме на Сивцевом Вражке, на углу с Плотниковым. Большая квартира - весь первый этаж, много комнат. В общем, я провинился и, как решил совет семьи, должен был предстать за свой проступок перед грозным старейшиной. Дедушка работал в отдельной комнате, он там и спал. Очень трудно было перейти коридор, открыть дверь и входить туда, сейчас даже страшно... Вошел. Почему-то я накрыл свое лицо платком, чтобы не видеть его глаз, что ли... Но сквозь платок я все равно их видел, и я что-то лепетал или мне казалось, что лепетал, а может, я вообще молчал, но те глаза, которые я видел, они говорили, говорили гораздо больше, чем я чувствовал сам. Они... как бы выдавали переживания его за меня маленького, в коротких брючках... так сострадали и так вели меня к чему-то, чего я не сознавал, в общем, они как бы и до сих пор ведут... Совершал я с тех пор много неважненьких поступков, как каждый взрослый человек, но, сколько бы я их не совершал, внутри себя я всегда старался, и что-то внутреннее меня вело к тому, что светилось в этих глазах.