Ф. Д. АШНИН: Я начну с главного, начну с чтения письма, которое еще совсем недавно мне было неизвестно и, как потом выяснилось и остальным тоже. Письмо Дмитрия Николаевича Ушакова Сталину. "Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович! Позвольте в интересах нашего социалистического строительства обратить Ваше внимание на резкое и систематическое извращение вашего "пятого условия" по отношению к научным работникам той области, в которой я работаю в течение 25 лет, - области языковедения. В настоящее время большинство старых (отчасти и средневозрастных) языковедов в значительной степени устранены от участия в академической, вузовской и общественно-педагогической жизни страны. Назову таких ученых, как..." - Я потом приведу список этот, потому что там пробел, который, в общем-то, легко объясним, осторожность была нелишней в те годы. - "...и в то же время люди эти, безусловно, преданы советской власти. Некоторые из них в самом начале революции твердо и убежденно стали на позиции максимального сотрудничества с ней, другие, как раз в последнее время, пришли, несмотря на личные неудачи, к этой позиции. Получается, таким образом, что в то время, как в технике партия находит возможность использовать эти знания и даже людей с весьма сомнительной политической репутацией, в нашей области отвергаются услуги людей, стоящих целиком на советской платформе. Правда, если считать, что это делают многие, ваше "пятое условие" применимо только к технике в узком смысле слова, и противоречия здесь никакого нет. Но вряд ли такое толкование правильно, в особенности в отношении языковедения. Ведь техническая грамотность возможна только на базе общей грамотности, а это последнее неразрывно связано с общим положением в стране языковедной науки и ее преподавания. В общей и в последней области, равно как и в самых процессах, усвоенных орфографией, литературной речи и чужих языков имеется огромное количество чисто технических элементов, в разработке которых знания и опыт старых специалистов могли бы и должны были быть использованы. Как известно, основной причиной всей неувязки является политическая кампания, поднятая в последнее время периодической печатью против так называемого европейского языкознания, то есть, в сущности, против всего языковедения, взятого в целом, если не считать того ответвления его, которое в самое последнее время противопоставило себя стволу нашей науки под именем (нрзб.). Впервые в истории нашей революции взяты под подозрение не течения внутри науки, а вся наука в целом, вся (подчеркнуто) она объявлена метафизико-идеалистической, буржуазно-империалистической, классово-враждебной пролетариату. Только что упомянутое после нее течение в языковедении тоже подвергается такому же, хотя и не ожесточенному, осуждению. Не вдаваясь в критику всех этих осуждений, с которыми я ни научно, ни политически не согласен, не могу не отметить одного общего слабого места - их полнейшего невежества, всех осуждающих, в том, что они осуждают. Так, среди головки (НИЯЗа), возглавляющего в свою очередь всю эту кампанию в стране, в печати нет, насколько мне известно, ни одного лица, прошедшего обычный аспирантский курс языковедения, есть лица, не прошедшие даже университетского курса этой науки. В писаниях этих лиц, посвященных исключительно разгрому европейского языкознания я тоже, говоря по совести, не нахожу никаких следов знакомства ни с европейским языкознанием, ни с логикой. С полным осознанием возлагаемой на меня этими словами ответственности я решаюсь утверждать, что вся эта кампания против нашей науки голословна (подчеркнуто), вся продиктована только невежеством и усердием не по разуму и что если бы был организован открытый общественный суд над этой наукой, то представителям ее ничего не стоило бы снять с нее клеймо реакционности и антисоветскости, которое на нее сейчас наложено. Вместе с тем даже если на мгновение допустить столь невероятную вещь, как стопроцентная реакционность целой науки со всеми входящими в нее школами и течениями, то и это все-таки не давало бы ей право сделать вывод, что знаниями и опытом старых специалистов в этой области нельзя пользоваться. Возникла бы проблема использования технической стороны без знаний и обезвреживания идеологической стороны. Эта проблема по отношению к отдельным (подчеркнуто) представителям науки (подчеркнуто) и отдельным ее течениям и сейчас существует, и не в одном только языковедении. По этому вопросу, равно как и по тесно связанному с ним вопросу об организации подлинно марксистской реконструкции всего гуманитарного знания, этой проработки старых специалистов и друг друга, которая сейчас выдается за эту реконструкцию, у меня имеется ряд систематических и достаточно известных соображений, которыми я не рискую здесь утруждать Ваше внимание, но которые могут быть представлены по первому требованию".
На этом письмо кончается. Дальше у меня есть к нему маленький комментарий, и в пределах отведенного мне времени я постараюсь его пересказать. Это письмо опубликовано в книге "Язык: системы и подсистемы. К 70-летию Михаила Викторовича Панова" в 1990-м году, и оно занимает там всего четыре страницы. Такое было задание: вот тебе четыре страницы, постарайся уложиться, ну я постарался уложиться. Как теперь вижу, можно было, конечно, сказать побольше. Я вчера с большим интересом по подсказке одного крупного историка читал "Вопросы ленинизма" И. В. Сталина и как раз там нашел все необходимые посылы той кампании, которая проводилась к тому времени. Это речь товарища Сталина на совещании хозяйственников от 25 июля 1931 года. Называется она "Новая установка - новые задачи хозяйственного строительства". Там целый ряд условий, их всего шесть, и все, кто моего возраста и постарше, конечно, и не раз и не два штудировали эти "шесть условий", как закон Божий. О чем там была речь, не буду отвлекаться, это совершенно ясно: интеллигенция перестраивается, но перестраивается плохо, вредительство продолжается, и об этом свидетельствуют те процессы, которые идут сейчас по Москве, как раз промпартия и целый букет процессов, которые проходили тогда параллельно и одновременно. Так вот, есть, значит, такая передовая интеллигенция, которая перестраивается, - это техническая интеллигенция, в которой социалистическое строительство очень нуждалось, поэтому Сталин такую уступку сделал, мол, мы вам поможем, только будьте целиком на нашей позиции. Ну а если значит что, то вы - вредители, враги народа и можете видеть, как карающий меч революции обращается с этими людьми. Письмо это я нашел в архиве Академии наук, там отдельный фонд, отдельная опись. Оригинал не найден ни в партийном архиве Института марксизма-ленинизма, ни в Центральном архиве КГБ СССР... Напечатано письмо на машинке и представляет собой, скорее всего, четвертый экземпляр, так что текст в значительной степени погас. Оно не датировано, а в том месте, где перечисляются гонимые ученые, содержится пробел в три строчки. Время написания приходится, скорее всего, на начало 1932 года, если судить по выступлению Сталина на активе хозяйственников. Именно в это время директора состоявшего при Наркомпросе Научно-исследовательского института (НИЯЗ) во главе с воинствующим невеждой Марком Наумовичем Бочачаром учредили форменное избиение и беспардонное шельмование наиболее квалифицированных ученых-европеистов НИЯЗа и через печать далеко за его пределы. Вера Александровна называла целый ряд сотрудников Дмитрия Николаевича, так вот, они там работали, в том числе Афанасий Матвеевич Селищев, там же читал лекции для аспирантов Николай Николаевич Дурново, были там и другие языковеды, и среди них молодой тогда еще Владимир Николаевич Сидоров. Были и аспиранты, некоторые из которых в этой трудной обстановке извлекли для себя много полезного из тех лекций, которые они тогда слушали. Я назову только одного крупного слависта - Самуила Борисовича Бернштейна, он там проходил школу и был непосредственным ближайшим учеником Афанасия Матвеевича. Ну судьба и того и другого известна - они были ошельмованы как не поддающиеся перестройке, выгнаны оттуда и лишь с трудом кое-как устроились в других местах.
Главная