На рубеже 1940-1950-х годов в монументальном искусстве с новой силой возрождается интерес к круглой скульптуре. На фоне грандиозного размаха послевоенного строительства на первый план выходит проблема городского монумента не только как мемориального сооружения, но и как важного градостроительного, пространствообразующего фактора. Тенденции к монументализму и декоративности в архитектуре требовали участия скульптуры в формировании архитектурных ансамблей.
Случилось так, что на протяжении 1950-х годов Москва действительно стала своеобразным пантеоном деятелей отечественной культуры и науки - за десятилетие в городе появилось более 20 монументальных памятников выдающимся русским писателям, композиторам, художникам, ученым. Первым в этом списке стоит монумент основоположнику советской литературы Алексею Максимовичу Горькому на площади Белорусского вокзала114.
Бронзовая фигура писателя возвышается на четырехгранном постаменте из красного полированного гранита. Изображен он пожилым, умудренным опытом и отягощенным грузом пережитого, но сильным духом, высокого достоинства человеком. Именно таким москвичи встречали писателя, вернувшегося из Италии, здесь, на Белорусском вокзале, в 1928 году. С непокрытой головой, в распахнутом пальто, опираясь на трость, едва сдерживая глубокое душевное волнение, он словно действительно только что ступил на родную землю после долгой разлуки.
История создания этого памятника началась еще до Великой Отечественной войны. В год смерти писателя (1936) Советское правительство постановило воздвигнуть ему памятники на его родине, в Нижнем Новгороде, в 1932 году переименованном в Горький, и в Москве, где прошли последние годы его жизни.
На конкурсе 1939 года победили проекты В. И. Мухиной, запечатлевшей образ молодого писателя, "буревестника революции", - для города Горького и И. Д. Шадра - для Москвы. К сожалению, И. Д. Шадру не суждено было самому воплотить свой замысел. Он умер в 1941 году, оставив метровую скульптурную модель и портрет писателя, вылепленные из глины. По завещанию мастера, работу над завершением его творческого замысла и установку памятника в Москве осуществила В. И. Мухина в содружестве со скульпторами Н. Г. Зеленской и 3. Г. Ивановой, а также архитектором 3. М. Розенфельдом. Приступить к работе они смогли только после окончания войны, в 1946 году.
Тогда же было решено установить памятник на площади Белорусского вокзала. Между тем модель Шадра была рассчитана на установку на Манежной площади, между зданиями Манежа и гостиницы "Москва". Площадь имеет треугольную конфигурацию, ее повторял треугольный постамент памятника, с которым, в свою очередь, была связана композиция скульптурной части. Пришлось значительно изменить размеры памятника, форму постамента, размещение на нем статуи. В. И. Мухина вспоминала: "Была выбрана самая простая четырехгранная форма пьедестала. Для фигуры она оказалась самой трудной, так как поза, спроектированная Шадром, развернута в расчете на трехгранный пьедестал по диагонали и имеет с четырех сторон два широких и два узких силуэта... В нашем распоряжении были утвержденная рабочая модель статуи и портретная голова. Эта голова, подчеркнуто экспрессивная, была сделана в том же повороте, что и по рабочей модели, и была принята нами за основную. Когда мы точно увеличили статую до натурального размера, то оказалось, что фигура настолько "располнела", что совершенно потеряла горьковскую худощавость... Поэтому большинство боковых пунктов (опорных точек увеличения) пришлось "утопить" иногда до 10 сантиметров, оставив без изменения все вертикальные размеры статуи... Чтобы передать образ Горького, как он был задуман Шадром, мы умышленно совершенно не пользовались иконографическими материалами. Острота силуэта фигуры у Шадра на рабочей модели очень хорошо согласовывалась с предельно острой по выражению портретной головой, и мне кажется, что нам также удалось сохранить в них единство целого"115.
Однако сохранить шадровскую концепцию образа все же не удалось. Во время "общественного просмотра" уже отлитой из бронзы модели со стороны руководителей государства возникли нарекания по поводу излишней, с их точки зрения, экспрессивности и характерности портрета. Было указано на необходимость переработать памятник "с целью создания более тепло-человеческого образа". Такая переработка потребовала от авторов поистине неимоверных усилий - были поставлены очень жесткие сроки, все должно было быть завершено в течение года. "...Мы решили переработку эту делать прямо по гипсовой большой модели, к счастью, сохранившейся после бронзовой отливки. Прежде всего мы переработали голову. Изменения произошли очень большие. Более "спокойная" голова потребовала от нас изменения всей фигуры в сторону смягчения силуэта. Гипсовая фигура была установлена на высоте пьедестала, чтобы можно было сразу учесть не только все нижние ракурсные точки зрения, но и общий силуэт с далеких расстояний. Смягчение силуэта потребовало от нас полной переработки спины и всего правого бока статуи. Передвижение каждой складки потребовало срубания (вручную) многокилограммовых слоев гипса и наращивания их снова в других местах"116.
В результате фигура получилась более пропорционально стройной, общая композиция - более ясной, простой и строгой, а образ в целом - официальным, представительным и суховато-сдержанным; произведение приобрело все признаки парадного монумента.
С установкой памятника завершилось композиционное оформление площади, и в центре Москвы возник один из многих градостроительных мини-ансамблей, включающих, как правило, большое общественное здание с площадью (или площадкой) перед ним, на которой расположен сквер с памятником, открывающийся на одну из центральных улиц117.
Таким же официально торжественным
и эмоционально сдержанным предстает образ Н. В. Гоголя, которому в 1952
году, к столетию со дня смерти, был воздвигнут новый памятник на старом
месте - в начале Гоголевского бульвара118.
Скульптор Н. В. Томский представил писателя во весь рост, в позе, традиционной
для парадного монумента, в неизменной крылатке, с книгой в руке. Он изобразил
Гоголя молодым, подающим надежды сатириком; в выражении его лица сквозит задорный
юмор и неистребимый оптимизм. Образ памятника словно окутан романтическим ореолом
молодости, жизненной энергии, высоких душевных порывов, но в то же время полон
высокого достоинства и значительности. К сожалению, такая концепция памятника
полностью исключила из сферы внимания те грани личности и творчества писателя,
которые связаны были с глубоким душевным надломом, творческим кризисом, трагедией
человека, осознавшего несбыточность юношеских надежд
и бесполезность своих жизненных устремлений. А ведь именно этот аспект, именно
последний, драматический период его жизни значительно более важен в раскрытии
образа Н. В. Гоголя. Это в свое время прекрасно понял и выразил в своем "Гоголе"
Н. А. Андреев.