Образ Сергея Есенина, воплощенный скульптором А. А. Бичуковым, по своей лирической проникновенности, особому романтическому настроению вполне соответствует общей направленности творчества поэта в его ранний, московский период. Однако в выражении лица, отличающегося остротой портретного сходства, скульптору удалось передать красоту и надрывность трагической духовной зрелости. Насыщенный психологизм портрета в сочетании с пластическим совершенством фигуры, гармонией пропорций делают памятник художественно значительным и подлинно монументальным - не в физическом (его размеры не очень велики), но в смысловом отношении.
В этой связи изобразительные мотивы (ствол дерева, на который опирается фигура, - символ земли, природных корней; маленький Пегас, смирно лежащий чуть поодаль) кажутся лишними и придают композиции какую-то искусственность и слащавость.
Установленный в одном из самых лиричных уголков старой Москвы, на Тверском бульваре, в густой сени деревьев, памятник удачно вписан в его композицию благодаря невысокому постаменту и ступенчатому стилобату, окружающим площадку фонарям торшерного типа, которые словно вторят старым фонарям бульвара, ажурной декоративной решетке (архитектор А. В. Климочкин). Традиционное сочетание бронзы и полированного гранита в окружении зелени и цветов неожиданно раскрывает новые колористические возможности, усиленные прихотливой светотеневой игрой скульптурных объемов.
Не прекращаются работы на Поклонной горе252. Здесь предполагается возвести храмы различных конфессий, действующих в нашей стране. Первый такой храм - памятник, посвященный святому великомученнику Георгию Победоносцу, построен по проекту А. Т. Полянского и В. А. Будаева с художественным оформлением 3. К. Церетели253.
Восходящий к древнерусской архитектурной традиции (по общей композиции, форме барабана и шлемовидной главы), храм, безусловно, выглядит как произведение современной архитектуры, без малейшего намека на стилизацию. Прежде всего, это выражается в довольно свободном использовании художественных приемов и варьировании форм: две боковые апсиды несоразмерно малы по сравнению с центральной; традиционное для трехапсидного храма трехчастное деление стен сохранено, но преобразовано в деление вертикальное, с использованием световых проемов-витражей; использована нетрадиционная, как бы декоративная форма колокольни - совершенно открытой, с дугообразным навершием; наконец, вопреки канонам православной церкви, не только наружные стены, но и интерьер храма украшены бронзовыми рельефами.
В последнем новаторстве, впрочем, нет ничего предосудительного, тем более что именно такая система декорации храма получила благословение Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Дело лишь в том, что рельефы, несущие значительную смысловую нагрузку (над центральным входом, снаружи и внутри - Георгий Победоносец, поражающий дракона; с юга снаружи - Спас Нерукотворный, внутри - Троица; с севера снаружи - Богоматерь "Знамение", внутри - Вознесение Богоматери), оказываются несоразмерно крупными и физически тяжелы для стен храма. Резок и отталкивающ контраст очень темной бронзы и белых стен легкого, изящного по пропорциям, словно парящего храма. В определенной степени внешние рельефы помогают скрасить пропорциональную утяжеленность главы по сравнению с телом храма, но это не устраняет имеющегося диссонанса.
Рельефы, плоские и крупнофигурные, выполнены в пластически обобщенной, несколько примитивизированной манере. Расположенные - снаружи и внутри - очень близко к зрителю, они, в связи с этим, производят подчас отталкивающее впечатление.
Повторимся, однако, что в целом по замыслу, по композиционному новаторству архитектуры и, главное, по заключенному в самой идее храма-памятника глубокому символическому смыслу, пришедшему к нам из древности, это произведение примечательно и очень органично для нашего времени. Ведь теперь, обращаясь к прошлому, к традициям наших предков, мы пытаемся восстановить многое из утраченного нашей культурой на протяжении бурного и трагического XX века.
Таким образом, начав обзор истории московских монументов с храма-памятника - их древнейшей типологической paзновидности, мы, неожиданно для себя, вновь вернулись к той же самой типологии, возродившейся спустя столетия. Не вдаваясь в теоретические размышления по поводу цикличности художественного процесса, заметим лишь, что лучшие типы, формы и жанры в искусстве так же вечны, как и его непревзойденные шедевры.
Когда-то Н. А. Андреев, говоря о значении памятника, рассматривал его как художественный организм, цельный и одновременно открытый, отвечающий шести обязательным требованиям:
"
Увековечить память лица или события.
Служить целям агитации и пропаганды идей, легших в основание замысла памятника.
Являться украшением города.
Представлять собой крупную материальную ценность в художественном богатстве страны.
Служить показателем уровня художественного вкуса данной эпохи.
Далеко не все рассмотренные нами московские монументы соответствуют всей совокупности этих требований и имеют одинаково высокий художественный уровень. Однако, если признать главенствующим исторический аспект, станет очевидно, что ничто лучше, чем памятник, не служит приметой своего времени, отражением присущей ему системы ценностей и, в перспективе, - эквивалентом исторического значения людей и событий эпохи.
На протяжении 70 лет после 1917 года мы упорно стирали с лица земли каменных свидетелей прошлого, к которому, казалось, не будет возврата. Теперь восстанавливаем разрушенное, а параллельно разрушаем памятники социалистической эпохи, вновь забывая о том, что они являются еще и произведениями искусства, и приписывая это новое варварство "руке истории".
Много замечательных памятников создается и в наши дни. 850-летие Москвы будет вписано в ее каменную летопись новыми монументами255. Но какова будет их дальнейшая судьба?
В этих условиях охрана культурно-исторического наследия в целом и монументальных памятников в частности должна стать наконец важнейшим общегосударственным делом. Наш долг сохранить для многих поколений потомков исторические свидетельства нашего времени и передать им в целости доставшееся нам от предков.
Всегда отношение к памятникам было важнейшим показателем уровня
цивилизации. Что же касается исторической объективности, то о ней пусть свидетельствуют
не разбитые статуи в запасниках и пустые пьедесталы на улицах, но цветы у подножия
монументов.